И это точно была не кошка.
Алиса откинула простыню и на негнущихся, враз ставших ватными ногах проковыляла к двери. Если бы не Кирюша, она бы и шагу не сделала.
– Кто там? – спросила она неожиданно осипшим голосом.
– Соседка, – прошелестели в ответ. – У вас тоже света нет?
Алиса протянула руку, чтобы открыть задвижку: уж она-то будет повоспитаннее этой грубиянки из сорок седьмой! Ее пальцы коснулись металла – странно теплого, почти горячего.
– Соседка я… – повторили на площадке.
– Да, сейчас… – задвижка не поддавалась, и Алиса, поднатужившись, потянула дверь чуть вверх. В ноздри ударил запах мокрой бумаги, гнилой травы и скисшего борща.
– Сестра Марины…
Алиса вздрогнула. Пальцы соскользнули с задвижки.
– Из сорок шестой…
Алиса, затаив дыхание, сделала шаг назад. Сердце гулко колотилось где-то в горле, пульсировало в висках.
– У вас тоже света нет?
Она сделала еще шаг, потом еще и еще – пока не прижалась спиной к стене. А затем медленно сползла на пол, не отрывая взгляда от того места в плотной черноте, где должна была находиться дверь.
– И… как долго не будет? – То, что стояло там, старательно выговаривало фразы, подражая Алисе даже в паузах.
– А какой теле…
Алиса разрыдалась.
Она сидела на полу, обхватив плечи руками, трясясь мелкой дрожью и беззвучно – от ужаса перехватывало горло – рыдала.
А в дверь все скреблись и скреблись, повторяя по кругу одни и те же запомнившиеся фразы.
Кирюша нашел ее рано утром, свернувшуюся в клубок и тупо уставившуюся на входную дверь.
Ему пришлось долго трясти ее за плечо, дергать за нос и щипать за уши, прежде чем она стала говорить. К счастью, он был слишком мал, чтобы испугаться ее невидящего взгляда или трясущихся губ.
– Тетлис, вы плюнули, – сказал он, вытирая пальцем струйку слюны, стекающую у нее из уголка рта.
Наверное, именно это невинное и такое простое действие привело ее в чувство вернее, чем любые биения по щекам или уговоры. Алиса моргнула. Мысли, которые пребывали в мертвенном оцепенении, зашевелились – словно капля воды упала на высохшую землю.
– Да-да, Киюшь, – пробормотала она, еле двигая онемевшим языком. – Да-да, я пьесто уснула.
Как только она более-менее пришла в себя – то есть перестала заикаться, трястись и вздрагивать от каждого звука, – то позвонила Олегу.
Первые два раза она так и не дождалась ответа, а на третий звонок был сброшен.
«У меня Дашка ревнивая», – вспомнила она.
Четвертую попытку Алиса делать не стала.
– Тетьлис, – Кирюша переминался с ноги на ногу. – Тетьлис, мы когда гулять пойдем?
Алиса перевела на него невидящие глаза.
– Сейчас, – хрипло ответила она. – Пять минут. Пока собери игрушки.
Нож она выбирала тщательно, перебирая пальцами по лезвию и взвешивая на руке. Тесак не пойдет. Конечно, он удобен – наверное, удобен, ведь ей еще никогда не приходилось рубить или резать человека, – но его никак не спрятать ни в сумочке, ни тем более в кармане. Алиса уже видела воочию, как за ней по пятам идет маньяк- детоубийца, – и так же воочию представляла, как она будет наносить ему удар за ударом, удар за ударом… Нож для рыбы? Он легкий, да… Но слишком длинное и тонкое лезвие, тяжело спрятать, порвет ткань. Да и при ударе может сломаться… Ее не смущало то, что она не могла заставить себя даже бросить в кипящую воду живых раков или отчекрыжить голову свежепойманной рыбе, – этот выбор ножей был скорее ритуалом, нежели действительно подбором оружия, но она об этом не задумывалась.
Наконец, Алиса остановилась на небольшом универсальном ножике, судя по всему, самом старом из всех на этой кухне. Его потемневшая от времени и вспучившаяся от воды деревянная ручка удобно легла в ладонь, а источенное лезвие остро блеснуло – и Алиса сделала несколько колющих движений, от живота вверх.
– Тетьли-и-ис! – прокричал из коридора Кирюша.
– Ща-ас! – отозвалась она, аккуратно заворачивая лезвие в старую газету.
