– Сожгут ее, ироды, – прошептал бывший штабс-капитан Беляев и перекрестился: – Прости, Господи, нас, грешных!
Заметенная снегом река была не широка, десять – двенадцать саженей. Петр стоял на самой высокой части берега и печально смотрел туда, где над густо заснеженным лесом возвышалась церковь Святого Царевича Димитрия. «Ее глазами на нас смотрит Бог, – подумал Петр, и от этих мыслей ему стало еще тоскливее. – А если смотрит, то почему не остановит зло?»
Петр представил, как языки пожара жадно облизывают древние стены, растапливая рождественский снег; как старинные купола, не выдерживая звериной злобы, с шумом обрушиваются вниз, в самый эпицентр огня. Туда, где еще не успели сгореть остатки икон с изображением царственного мученика. Живые образы предстали перед глазами Петра, и внутри его на мгновение затеплился знакомый злой азарт. «Ну нет. Охолонись, штабс-капитан, – одернул себя Беляев. – Уже полгода, как эта война идет без тебя. Хватит… Пора домой».
Вздохнув в очередной раз, он поправил вязанку хвороста, взял в руки привязанную к саням веревку и побрел обратно, вдоль берега. Тяжело ступая по заметенной снегом лесной тропке, Петр постоянно оборачивался и следил за тем, чтобы ружье, запрятанное под сучьями, не выпало в сугроб. Вскоре он вышел к деревенской дороге, утоптанной конскими копытами, и пошел по ней, осторожно оглядываясь на замершие под снегом избы.
Деревня казалось пустой, однако Беляев знал, что большая часть ее жителей все еще оставалась здесь. Испуганные и подавленные, деревенские старались лишний раз не высовывать нос на улицу. Красные из города еще не приезжали, но все местные знали, что в соседнее Полухино неделю назад наведывались чекисты. Всю ночь полыхало зарево над лесом.
Он ждал того дня, когда в двери его дома постучат и снаружи раздастся: «Откройте, это ЧК». Видит Бог, за себя он не боялся. А боялся до дрожи в коленях за несчастную и добрую жену свою Анну и двух малолетних детей – Настю и Андрюшу. Когда он, переодетый в штатское, тайком вернулся домой, к семье, – даже тогда он знал, что рано или поздно за ним придут. И уже тогда, через старые свои связи в Москве, смог заказать одному бывшему унтер-офицеру, а ныне крупному столичному бандиту напечатать фальшивые совдеповские паспорта. Только бы до Херсона добраться, а оттуда, через местных контрабандистов, – в Белый Крым, где у доверенных лиц хранились его скудные накопления. А дальше – пароход до Стамбула, волны Черного моря и крики чаек. И новая жизнь – с чистого листа.
«Дождаться бы только документов для Ани и детей и бежать… бежать отсюда со всех ног!» – думал про себя Петр, отворяя калитку и затаскивая сани во двор.
Не дойдя до дома, он резко остановился. Ему почудилось что-то… Будто кто-то шел вслед за ним. Петр, не оборачиваясь, медленно склонился над санями и вытащил ружье. Затем резко обернулся. Никого.
Взяв хворост, Петр не сделал и пары шагов, как осознал, что худшие опасения его сбылись, – около входа виднелись чьи-то следы. «Уже?.. Не может быть! Не сейчас!» Беляев усилием воли взял себя в руки, осторожно положил вязанку в сугроб, взял ружье на изготовку и двинулся вокруг дома. Еще следы… Человеческие и лошадиные. Рядом – отпечатки полозьев саней.
Звук удара о стекло заставил его вздрогнуть. Судя по всему, он доносился со стороны гостиной. Петр направился в ту сторону. «Если потребуется, буду стрелять через окно, – решил он. – Главное, детей и Аню не зацепить».
Из дома через заиндевевшее стекло на него смотрели двое. «Кто вы?» – хотел спросить Беляев, но не решился, а только зачарованно уставился на неразличимые из-за ледяного узора лица. Он никак не мог разглядеть их черты.
С террасы послышались торопливые шаги. Следом раздался крик Анны.
– Петя! – закричала она. – Иди скорее в дом! Тебя ждет сюрприз!
Беляев опустил ружье и перевел дух, заметив, какой радостной выглядит жена. Та даже не обратила внимание на оружие, что он держал в руках.
– Ну скорее! Только тебя и ждем.
Анна склонилась над вязанкой хвороста. После нескольких тщетных попыток ее поднять она сдалась и позволила мужу внести поклажу в дом.
– Аня, кто у нас в гостях?
– Лучше будет, если ты сам это увидишь, – улыбнувшись, ответила она и скрылась в сенях.
Беляев, взвалив вязанку на плечо, отправился вслед за ней. Дом встретил его шумными голосами и топотом маленьких ножек. Анна взяла из рук супруга ружье и указала ему рукой на валенки.
– Отряхни, – велела она.
Беляев послушался и отправился в гостиную. Он шел так, словно старался оставаться незамеченным как можно дольше. Ни одна половица не скрипнула под его тяжелой поступью. Какое-то странное чувство охватило его. Ощущение неминуемого и чего-то трагичного. «Не вешайте нос, штабс-капитан, – попытался успокоить себя Беляев. – Сегодня светлый праздник, и ничего плохо в Рождество случиться не может».
– О! – раздался знакомый до боли мужской голос. – Кто тут у нас пришел? А ну покажись!
– Он сейчас придет, – весело сказала Анна.
– Беляев! – услышал Петр другой женский голос.
Беляев похолодел: его он тоже узнал.
Смысла и дальше скрываться больше не было. Беляев, свалив возле печки вязанку хвороста, отряхнул ладони и вошел в гостиную.
