что-то случится, Михаил обещал за вами приглядеть. С тобой и с детьми все будет хорошо.
– Что же делать? – Анна подняла на мужа заплаканные глаза. – Почему Миша за тебя не вступился? Он же – красный.
– Правильно, красный, – процедил Петр. – Потому и не вступился… Сейчас я спущусь вниз и посмотрю, что там. Помолитесь! И ни в коем случае не спускайтесь.
– Но… – начала было Анна, но Петр лишь головой покачал.
Она понимала мужа с полуслова. Ждала его еще до замужества в тысяча девятьсот четвертом, с Русско-японской. Ждала в шестнадцатом, с Великой войны. И во время боев Гражданской Петр знал, что, когда он вернется, дома будет жена. Любящая, с вечно красными от слез глазами.
– Последний раз, – шепотом соврал он ей и крепко обнял. – Анечка, это в последний раз. Я что-нибудь придумаю… заберу у них наши документы, и мы уедем отсюда к черту. И никто нас не поймает. Только ты, я и дети. Больше ты не будешь плакать. Мы заслужили отдых от всего этого.
«Она будет ждать», – думал он, осторожно ступая по ступеням вниз. В руке у него был зажат кухонный нож.
Тускло освещенная гостиная была заполнена военными. Красноармейцы сидели и стояли вокруг стола большой молчаливой толпой. Как бывало при скоплении солдат, в воздухе стояла удушливая вонь пота, нечистых портянок и махорки. Чувствовался еще знакомый до боли сладковато-грязный запах, навевавший мысли о фронте. От красных разило смертью. Петр с тоской отметил, что его надежда на то, что брат вдруг одумался и застрелил Аронсона и чекистов, провалилась. Все они были здесь. Делать нечего. Он не мог рисковать женой и детьми, поэтому положил нож на пол и вошел в гостиную. Серые спины в грязных шинелях дернулись, и солдаты повернулись к нему лицом.
– Петя, – послышался тихий голос брата. – Петя, поздоровайся…
Петр остолбенел. Он с ужасом и недоверием уставился на более чем десяток обезображенных лиц. Беляеву было очень хорошо знакомо это уродство, на которое он насмотрелся за годы своей службы. Первое такое лицо он увидел еще в Маньчжурии, когда, будучи кадетом, опознал тело похищенного бандитами-хунхузами сослуживца. Такое с человеком могла сотворить только одна стихия. Смерть. «Они все мертвы, – думал Петр, глядя на неподвижных солдат. – Я сплю. Иначе и быть не может».
– Петя, – чуть громче позвал его Михаил. – Ты видишь это, брат?
– Вижу, – коротко ответил Петр, лихорадочно соображая, как поступить.
– Это он их привел.
– Кто? – спросил Петр, отмечая, что никогда в жизни не вел более глупого диалога.
– Вот он, – произнес Михаил.
Петр наконец оторвал взгляд от мертвых лиц красноармейцев и посмотрел на Михаила. Тот сидел там же, где и десять минут назад, когда отправил старшего брата прощаться с семьей. Однако теперь кое-что изменилось.
Руки Михаила Беляева были пригвождены к столу. Из ладоней торчали столовые ножи. Однако крови не было, и лицо Беляева не выражало никаких признаков боли – лишь великое волнение. Сбоку за столом по-прежнему восседали давешние чекисты во главе с Аронсоном. Они тоже были мертвы, однако, в отличие от окруживших стол солдат, выглядели так, как и положено трупам. Тела их были подобны мягким тряпичным куклам, а головы свернуты набок.
А потом Петр увидел бывшего поручика Кручинина.
Он отчего-то сразу догадался, что человек, занявший место во главе стола, именно Кручинин. И дело было не в том, что на серой щеке его зияла дыра размером с половину кулака. Просто было в лице мертвеца нечто, что сразу расставило все на свои места. «Теперь все ясно, – подумал Петр. – Жаль, что я сразу не догадался». Он придвинул к себе ближайший стул и сел, скрестив руки на груди.
На коленях у мертвеца сидела Маргарита. Продырявленная голова ее покоилась на плече Кручинина, и со стороны эта нелепая и страшная парочка выглядела приторно- сентиментальной. Половина лица Марго была перепачкана кровью и мозгом, однако глаза ее даже после смерти смотрели на Петра развратно и со злостью.
– Кручинин за мной пришел, – грустно сказал Михаил. – Я думал, что еще время есть. Ан нет… не отпускают меня старые друзья. Да, Кручинин?
Мертвец пошевелился. Голова Марго съехала с его плеча и бессильно повисла в воздухе. Рука Кручинина медленно поднялась и пристроила голову женщины обратно.
– Что же получается? – продолжил Михаил. – Сидишь, отмечаешь светлый праздник с семьей и сослуживцами. И вдруг нежданно-негаданно…
– Ты – мертв? – перебил его Петр. Страшные слова дались ему легко. – И был мертв, когда вечером пришел в этот дом?
Михаил хмыкнул.
– Это философский вопрос, Петя. Мертв, не мертв… К слову, ты застал нас в довольно щекотливый момент. Кручинин, видишь ли, хочет меня забрать. Говорит, что… Впрочем, мало ли что он говорит. Я предложил ему отличную сделку. А он думает. Правда ведь, Паша?
Труп во главе стола молчал. Так же безмолвны были и мертвые солдаты.
– Я ему тебя предложил. А также Анну и детей, – заявил Михаил. – Говорю: зачем тебе мои старые кости. Возьми брата и его отпрысков. И бабу его возьми – мягкую и живую. А то Кручинин – тот еще ловелас. Как труп Ритки увидал, так сразу его заграбастал.
– Я убью тебя, – прошептал Петр. – Из-под земли достану.
– Да, я тебя понимаю, – ответил ему Михаил. – То арестовывать тебя пришли, то трупы в гостиной, словно живые, стоят. Честно тебе скажу, Петя: шансов выбраться из этого переплета совсем мало. Еще неизвестно, что Кручинин решит.
Внезапно мертвые тела, окружившие стол, слегка качнулись и подобрались ближе. Петр почувствовал, как к его затылку прикоснулась холодная и жесткая ткань шинели одного из солдат-мертвецов. Тот стоял прямо за ним. Петру не нужно было поворачиваться и смотреть на него, чтобы узнать. Это был тот самый, чье лицо он держал на мушке тогда, в ноябре тысяча девятьсот девятнадцатого. Впрочем, это было уже неважно.
