смены.
Михей задумчиво выдул дым через ноздри. Под навесом повис едкий аромат дешевого табака. Будничный тон Михея заставил Санькин затылок съежиться, спина покрылась гусиной кожей.
– Нам не веришь, Вангеныча спроси, – сказал Костыль. – Ему трындеть без мазы.
– Ну цыгане и грохнули, к гадалке не ходи!
– Ага, ага, – покивал Михей, стряхивая пепел. – Тока прикинь, да? Нашли Димдимыча в здоровенной земляной норе, прямо на том перекрестке. Без башки нашли, его менты по отпечаткам пальцев опознали.
– Гонишь! – скрывая страх, презрительно бросил Санька.
– Спроси, спроси Вангеныча, – повторил Костыль.
– А еще, – добавил Михей, – завтра, когда отряд купаться поведут, посмотри там, рядом с остановкой. Если будет нора, значит, все.
– Что все? – леденея нутром, переспросил Санька.
– Кирдык тебе, Санчес.
К Вангенычу Санька зашел перед самым отбоем. Ливень поутих, но все еще моросило, и вместо ночных посиделок у костра вожатые разбрелись по личным комнатам. Санька сперва пытался читать, но стройные ряды букв рассыпались, превращая увлекательную историю о приключениях Аллана Квотермейна в запутанный шифр.
Комната Вангеныча едва уловимо пахла травкой и перегаром. Он тоже читал, раскрытая книга лежала на кровати обложкой вверх. «Хребты безумия», прочел Санька, неловко переминаясь на пороге. Вангеныч соскочил с койки, потянулся так, что лагерная футболка с дебиловатым улыбчивым солнышком затрещала на широких плечах. Двадцатилетний, мускулистый, макушкой под самый потолок – такой, наверное, и черту рога обломает, не то что Человеку-Кроту. В присутствии Вангеныча страхи сразу показались несуразными и глупыми.
– Тебе чего, Сашка?
– Иван Геннадьевич, я это… Я спросить… Правда, что вожатый в прошлом году?
– Ого! А тебе кто сказал? – нахмурился Вангеныч. – Мишка, трепло колхозное?
Отпираться было бессмысленно, и Санька кивнул, краснея. Вожатый неопределенно хмыкнул.
– Болтун – находка для шпиона, блин! Да, было такое. Только ты не трепись сильно, лады? А Мишке я сам внушение сделаю…
– Значит, правда? – Внутренности Саньки заледенели. – Человек-Крот?
– Мишка и про это рассказал? Вы чего, с цыганами порамсили?
Тон вожатого стал строгим, точно он распекал нерадивого дежурного на линейке. Санька вновь кивнул.
– Ну, елки-моталки! Да как вы умудрились-то?! Надеюсь, не это? – Вангеныч изобразил пальцами косяк.
– Нет! – резко замотал головой Санька. Непослушный язык как с цепи сорвался, слова полились неудержимым потоком: – Мы подрались. А Марат сказал, что он нас проклял. То есть меня проклял! Он в меня пальцем тыкал и на своем индейском – про Человека-Крота! Иван Геннадьевич, че делать, а? Это серьезно, да?
– Ты чего, Сашок? Что там тебе эти черти наплели?
Санька угрюмо молчал. Выругавшись вполголоса, вожатый тяжело вздохнул. Загорелая мозолистая ладонь легла Саньке на плечо:
– Ну огребет у меня Мишка по самые помидоры! Это ж старая байка, местная. Ты думаешь, Человек-Крот – он кто? Это жулик мелкий, который под слепого косит! Тут в тридцатые годы целая шайка таких была. Слепой нищий, он же безопасно выглядит, ну цыгане этим и пользовались. Наряжались слепыми и нэпманов щипали, курортников всяких. Грабили, в основном, но иногда и убить могли. Так вот, где-то они зарвались, энкавэдэшники их всех тут и положили. На том перекрестке, где у автобуса конечная. Засаду устроили и расстреляли на фиг. Я старые газеты читал, там перестрелка была – чикагские гангстеры нервно курят в сторонке! А уже потом на эту тему всякой мистики наплели.
– Какой? – жадно спросил Санька.
– Так известное дело! Цыгане любят про себя слухи распускать, чем страшнее, тем лучше. Чтобы боялись, значит, и уважали! Сделали из этих кротов защитников цыганского народа, таких, знаешь, мстительных духов. Целый ритуал придумали, приходишь в полночь на тот перекресток и ждешь, пока они к тебе выйдут. Нужно банку червей накопать, побольше, чтобы задобрить, значит. Ну а дальше по обстоятельствам: если обиженный – просишь, если обидчик – откупаешься. Цыгане, елки-моталки! У них даже злому духу можно взятку сунуть!
Вангеныч усмехнулся.
– Значит, это все фигня? – с облегчением выдохнул Санька.
– Все фигня, кроме пчел, – глубокомысленно кивнул Вангеныч. – Хотя, если подумать, пчелы тоже фигня. Но с цыганами лучше лишний раз не связываться, серьезно.
В комнату Санька вернулся, летя на крыльях. Мерзкое свербящее чувство нависшей опасности отступило, разбилось о железобетонное пацанское «фигня!». Санька с удовольствием дочитал главу, в которой Квотермейн сражался с огромной древней гориллой, и безбоязненно выключил свет, когда скомандовали отбой.
Спал он тревожно. Сквозь сон чудилось, что под толстыми досками пола ползает, ворочая пласты переплетенной корнями земли, чуждое, враждебное и шумно фыркает, выискивая нужный запах. Санька и сам беспокойно закапывался в мокрую от пота подушку, мял влажные простыни, тщетно пытаясь спрятаться от кошмара.
