твоей помощью за мое перевоспитание…»
– Так мы вдвоем и отработаем, – произнес он вслух. – Я быстро.
– В плохом кино, кстати, все с этого начинается.
– С чего с этого?
– Со слов «давайте разделимся».
– Да ладно, Сань, в нашем кино я такого не припомню. Это Голливуд дерьмо штампует… И потом, я тебе не Коля, чтобы в одиночку «белым мечом» махать направо-налево. Если что, я позвоню или свяжусь с тобой через Сумрак… Хочешь, пойдем вместе?
Для того чтобы ответить «да», Саша был слишком Светел и слишком амбициозен. С одной стороны, он доверял напарнику, с другой – не терял надежды взять оборотня в одиночку. В отличие от того же Коли у Саши Спешилова – Светлого Иного третьего уровня Силы, имеющего опыт работы в оперативном отделе, – это действительно могло получиться. Какой оперативник в начале карьеры не мечтает о героических подвигах и славных победах над Тьмой?
В сущности, и сам Никита об этом грешным делом подумал. Оборотней голыми руками ему еще тоже брать не приходилось. Но кроме желания одержать верх над Темным в поединке, у Никиты Сурнина было за душой еще кое-что: огромная плоская луна с ликом зверя. В содрогавшемся Сумраке она была похожа на волчий медальон, который зачастую носит на груди вожак стаи. Это – статусная вещица. Кому попало ее на шею не надевают, для оборотней она немало значит. Оборотень, который ее носит, является родоначальником стаи на данной территории и выполняет роль смотрящего. Сейчас после всех войн и противостояний таких волков мало осталось – свирепых, исконных, древних. Насколько помнил Никита, их Темные особенно уважали.
Если Малявин увидел в Сумраке матерого волка, это действительно могло его напугать до такой степени, что он бросился наутек. И без того проштрафившемуся Алексею эта встреча могла только навредить. Такой хищник, окажись он в Москве, мог наворотить кровавых дел, а Малявина автоматически бы записали в сообщники.
Так что найти Алексея Малявина – это полдела, надо обязательно заставить его говорить, пока не стало хуже. Пока оборотни, вдохновленные жестоким примером, не потянулись за таинственным вожаком. Силища у того должна быть просто запредельная, если он умудряется оставлять в Сумраке такие следы. И возможно, перетрусивший Малявин прячется сейчас вовсе не от Дозоров, а от своего собрата. Не зря же он выскочил из Сумрака как ошпаренный. Его сейчас обратно никакими коврижками не загонишь.
«Он где-то поблизости, и он в реале, – подумал Никита. – Это единственное, что я знаю точно. Если он тоже видел Лунного Волка, значит, это не галлюцинация и не моя разыгравшаяся фантазия. Если никакого Лунного Волка нет – мне остается взять Малявина, привести в Дозор, оформить по всем правилам и идти просить помощи у целителей. Вот уж против чего Басоргин точно не будет возражать, – улыбнулся про себя Никита. – Наверное, чего-то такого он и ждет, не просто же так он Санька ко мне приставил, очень ненавязчиво, кстати. Что ж… Порадую старика, как только Малявин мне все выложит… Дело за малым – найти перепуганного оборотня в мегаполисе».
Сурнин вернулся на Мосфильмовскую улицу, перешел дорогу, остановился у знакомого шлагбаума и после короткого раздумья решительно повернулся к нему спиной. На территории киностудии делать ему было нечего – он осмотрел ее со всем тщанием, на какое был способен.
Порыв ветра залепил лицо снегом. Днем город засыпали тяжелые подтаявшие хлопья, к ночи в свете фар и уличных фонарей заблестела на лужах тонкая корка льда, снежинки превратились в промерзшие жесткие колючки. Никита поежился и поднял воротник. Зря он с утра пренебрег советами радиоведущих выбирать одежду по погоде. Это за рулем сидеть в короткой куртке было удобно, а на заснеженных улицах ближе к ночи – совсем не так комфортно. Особенно если учесть, что шапка и теплые перчатки лежали в машине, брошенной возле кафе, откуда увез Никиту дозорный джип.
Никита повернулся к ветру спиной, как можно глубже засунул руки в карманы и, чтобы немного согреться, зашагал по улице вдоль ограды «Мосфильма». В кармане он нащупал сложенный вчетверо бумажный листок. Еще утром бойкая девчонка сунула ему флаер, а Никита за весь день так и не нашел времени выбросить мусор. Он машинально достал его и развернул:
«Эверест вашей мечты! – гласила надпись в самом верху. – Квартиры в Москве. Элитная недвижимость…»
Ну, это неинтересно. Никита скомкал глянцевую бумажку, поискал глазами урну и невольно окинул взглядом улицу, над которой возвышался небоскреб. Это здание Сурнин видел еще днем. Выглядело оно действительно как настоящий Эверест мечты. Величественная рукотворная вершина возвышалась над холмами и долинами мегаполиса, соперничая с одинокими пиками таких же современных высоток, почти невидимых из-за непогоды. В ней было, наверное, этажей пятьдесят, если не больше. Плавно изгибаясь, гигантская башня возносилась над ночным городом, поблескивая тоннами стекла и мрамора.
Никита остановился, задрал голову и сунул скомканный флаер обратно в карман.
Сумрак смывал непрочный и изменчивый человеческий мир с лица земли, стоило Иному сделать шаг в тень. И всегда он был одинаков – прохладен и тягуч, и всегда был разным, то играл с фантомами, то являл взору невиданные постройки и растения. Но ни один Светлый Иной из тех, с кем Никите доводилось работать или общаться, никогда не проваливался в Сумрак, как в кроличью нору, падая бесконечно долго, чтобы достичь дна, и не возносился на немыслимые высоты, сделав единственный шаг в поднятую тень. Скорее, в мире Иных можно было говорить о перепадах уровней – слоях Сумрака, но не о горных пиках, подобных человеческой земле.
– При входе в Сумрак нет перепада высот! – прошептал Никита, столбом остановившись посреди улицы. – По крайней мере для Иных моего уровня и ниже, и наверняка – для оборотней тоже.
А человеческий мир не стоял на месте. Уже возносились на сотни метров ввысь бизнес-центры из стекла и бетона, летали над планетой самолеты и космические корабли. Чтобы попасть из Сумрака в летящий самолет – надо изрядно потрудиться. И не столько из-за скорости. Время в глубоких слоях течет настолько медленно относительно человеческого мира, что с этой бедой еще можно справиться. Но сколько сил надо потратить, чтобы преодолеть высоту в девять тысяч метров, на которой идет обычный