после того, как он поцеловал меня в последний раз… Мне казалось, что, увидев все это еще раз, я не выдержу. И я боролась с усталостью, а тем временем взошло солнце.
Я еще не спала, когда мы миновали горный перевал, и солнце, которое теперь светило нам в спину, озарило черепичные кровли Солнечной долины. У меня не осталось сил удивляться тому, что трехдневный путь мы проделали за один день. Я безучастно таращилась на широкое пространство, раскинувшееся передо мной. Финикс – пальмы, низкорослый кустарник, беспорядочно пересекающиеся автострады, зеленые полосы полей для гольфа и бирюзовые бассейны – был окутан легкой дымкой и окружен скалистыми грядами, недостаточно высокими, чтобы носить название горных хребтов.
На шоссе косо падали тени пальм – более четкие и резкие, чем мне помнилось, и вместе с тем более бледные, чем им следовало быть. В такой тени не спрячешься. Ярко освещенное, открытое шоссе выглядело безопасным. Но ни облегчения, ни радости от возвращения домой я не испытывала.
– В какой стороне аэропорт, Белла? – спросил Джаспер, и я вздрогнула, хотя голос был тихим и абсолютно спокойным. Это был первый звук, если не считать негромкого урчания мотора, который нарушил тишину долгой ночи.
– Дальше по шоссе I-10, – машинально ответила я. – Мы будем проезжать мимо него.
Мой мозг работал медленно, мысли едва пробивались сквозь плотный туман недосыпа.
– Мы куда-то летим? – спросила я у Элис.
– Нет, но на всякий случай лучше держаться поближе к аэропорту.
Как мы въехали на развязку, ведущую к международному аэропорту Скай-Харбор, я еще помнила, а как покинули ее – уже нет. Видимо, тогда меня и сморил сон.
Но теперь, порывшись в памяти, я обнаружила смутные воспоминания о том, как вышла из машины. Солнце к тому времени скатилось к линии горизонта. Одну руку я закинула на плечо Элис, ее рука поддерживала меня за талию. Я вяло переставляла ноги, и Элис почти тащила меня.
Этой комнаты я вообще не помнила.
Я взглянула на цифровой будильник на тумбочке: он показывал три часа, но дня или ночи? Ни единого лучика света не пробивалось сквозь плотные шторы, но комнату ярко освещали лампы.
С трудом поднявшись, я добрела до окна и отдернула шторы.
Снаружи было темно. Значит, три часа ночи. Окно моего номера выходило на пустынный участок шоссе и новую крытую автостоянку аэропорта. Почему-то я немного успокоилась, определив время и место.
Я оглядела себя: на мне по-прежнему была одежда Эсме, совсем не подходившая по размеру. К счастью, на низком комоде обнаружилась моя дорожная сумка.
Отыскать в ней чистую одежду я не успела: тихий стук в дверь заставил меня вздрогнуть.
– Можно войти? – спросила Элис.
Я перевела дыхание.
– Конечно.
Она вошла и внимательно посмотрела на меня.
– Пожалуй, тебе не мешало бы еще поспать, – заметила она.
Я только покачала головой.
Она бесшумно прошла к окну, тщательно задернула шторы и обернулась.
– Выходить нам нельзя, – предупредила она.
– Ладно, – мой голос звучал хрипло и срывался.
– Хочешь пить? – спросила Элис.
Я пожала плечами.
– У меня все в порядке. А как ты?
– Сносно, – она улыбнулась. – Я заказала тебе еду, она в соседней комнате. Эдвард напомнил мне, что пища тебе требуется гораздо чаще, чем нам.
Я встрепенулась.
– Он звонил?
– Нет, – она увидела, как я сникла. – Это было еще до отъезда.
Бережно взяв за руку, она повела меня в гостиную номера-люкс. Из телевизора доносился низкий гул голосов. Джаспер неподвижно сидел за столом в углу и без малейшего проблеска интереса смотрел новости.
Я устроилась на полу у журнального столика, на котором ждал поднос с едой, и вяло принялась за нее, не замечая, что ем.
Элис с подлокотника дивана уставилась в телевизор так же равнодушно, как Джаспер.
Я ела медленно, наблюдая за Элис и время от времени поглядывая на Джаспера. Вдруг до меня дошло, что их неподвижность выглядит неестественно. Даже во время рекламы они не сводили глаз с экрана. Меня затошнило, я отодвинула поднос. Элис повернулась ко мне.
– Что случилось, Элис? – спросила я.
– Ничего, – ее глаза были искренними, широко открытыми… но я не верила им.
– Что будем делать дальше?
