– Академию магии в Уэймонте.
– Что и требовалось доказать. А знаешь, дипломы какого вуза у моих родителей?
– Нет, – ответил Никита и мысленно похвалил себя за правильно выбранную тему и тон беседы. Похоже, Вероника готова сама выдать информацию, которая ему так необходима.
– Они закончили Славянославский политехнический институт. Понимаешь, самый обычный белорусский вуз. Мои родители никогда не имели никакого отношения к ведьмовскому сообществу. Они даже знать не знали о его существовании.
Новость настолько ошеломила Никиту, что с его губ чуть было не сорвались слова, которые могли выдать его с головой. Ему понадобилась вся его выдержка, чтобы продолжить разговор спокойным непринужденным тоном:
– Да, такое бывает не часто.
Вернее сказать – никогда. Никита знал, что ведьмовское сообщество строго следит, чтобы чужак не имел ни единой возможности не то что стать членом, а хотя бы узнать о его существовании.
– Кто же тогда рассказал тебе о нашем Университете?
– Никто. Я нашла страничку Университета в Сети. Почитала, заинтересовалась. И вот я здесь.
Конечно, никакого сайта в Интернете у Университета N7H25 не было и быть не могло. Получается, Вероника лукавит. Никита внимательно посмотрел на нее – темно-синяя радужка ее глаз была совершенно пропорциональных размеров. Это означало, что Вероника относительно спокойна. Никита давно заметил: когда Ника находится в смятении, когда она поглощена внутренними противоречиями, ее зрачки сильно расширяются. Не обнаружив этой физиологической реакции, он пришел сразу к двум умозаключениям. Во- первых, Вероника, скорее всего, не лжет, а во-вторых, вопрос, который они обсуждают сейчас, похоже, обдумывался Никой неоднократно и уже не вызывает острых чувств.
– Самое интересное, я до сих пор не могу понять, как смогла пройти собеседование по профориентации.
– Наверно, в тебе есть какие-то скрытые способности к магии, которые удалось разглядеть нашему психологу, – нашелся Никита. Рассказывать о подлоге, который сам же и организовал, было не в его интересах.
– Может быть, – слегка вздернув подборок, улыбнулась Вероника. – Эх, если бы ты знал, какую бурю эмоций я испытала, когда поняла, куда попала: от «надо срочно отсюда сматываться» до «я готова на все, лишь бы здесь остаться».
– И выбрала второе. Ведь преодоление трудностей, которые сама же себе создала, – это твое призвание, – с ироничной улыбкой констатировал Никита.
– Если бы я знала, что попаду в одну группу с таким занудой, может, приняла бы другое решение, – не осталась в долгу Вероника, которую ирония парня моментально вывела из задумчивого состояния. – Давай снова лезь на стремянку. Нам еще надо мишурой елку украсить.
Вероника сменила тему, потому что не хотела делиться с Никитой тем, насколько тяжело далось ей решение. Поначалу любопытство и жажда новых ощущений перебороли в ней страх неизвестности, и она отчаянно нырнула с головой в привлекательный своей непонятностью мир. Но когда первая эйфория прошла, Веронику стала тревожить мысль, на своем ли она месте. Она не раз задавала себе вопрос, можно ли научиться быть ведьмой. Именно научиться, а не родиться, как все остальные студенты. И она все еще находилась в поисках ответа, хотя мысль о том, чтобы перевестись в какой-нибудь «нормальный» вуз, перестала посещать Веронику.
– А ты родителям рассказала о специфичном профиле нашего Университета? – поинтересовался Никита. Ника уже освободила нижнюю ступеньку лестницы, но он почему-то не спешил подниматься вверх. У него появилось странное предчувствие, точнее, не до конца понятное желание – ему не хотелось отдаляться больше, чем на пару сантиметров от Вероники.
– Пыталась маме рассказать – она восприняла как шутку.
– А отцу? – Никита посмотрел Нике в глаза. Вот оно – радужка сузилась.
Вероника отвела взгляд. Она уже несколько минут чувствовала, что подобный вопрос вот-вот прозвучит. Он будет сформулирован так или иначе, но это будет тот самый вопрос, который она не хочет слышать, на который не хочет отвечать, но на который все же почему-то ответит.
– Отцу я уже три года как ничего не могу рассказать. Он погиб.
Глава 15. Двойной агент
Матвей Тимофеевич чувствовал, что промерз до костей. Пришлось заставить себя потоптаться на месте. Ощутив, что кровь прилила к ногам, профессор снова замер. Он уже полчаса стоял неподалеку от небольшого строения, где ему была назначена встреча. Но он не спешил заходить внутрь – думал, как лучше поступить.
Почти сутки Матвей Тимофеевич вынашивал план мести. И он получился неплох. Ой как неплох! Профессор решил стравить двух шантажистов между собой – поместить этих отвратительных кровожадных крыс в одну банку и наблюдать, как они перегрызутся. Как одна из них, неважно, какая именно, прокусит горло другой, а потом Матвей Тимофеевич расправится с той, что останется в живых. А может, выйдет еще лучше – крысы загрызут друг друга.
По лицу скользнула кривая усмешка. Картина мести будоражила, доставляла физическое удовольствие. Со вчерашнего вечера профессор перестал стыдиться своих откровенно жестоких мыслей, он считал, что имеет на них право. Он полагал, что любой отец, переживший потерю сына, имеет право на самую глубокую ненависть и на самую жестокую месть.
Но неожиданно сын оказался жив. Жив! Он сам позвонил отцу. Это было странное чувство. Проститься с тем единственным, кто тебе по-настоящему дорог, упасть в бездну по имени Безысходность, из которой нет выхода, в которой нечем дышать, и вдруг – снова глоток свежего воздуха. Но выдох все равно был с привкусом горечи. Мир вокруг не хотел становиться таким, каким был до страшного дня. Что-то в Матвее Тимофеевиче сломалось навсегда, что-то изменилось в его естестве в худшую сторону. Жажда мести осталась
