науках.
Ньютон, кстати, прочил мне большое будущее, но я реально оценивал свой потенциал. Знания, принесенные из более продвинутой эпохи, не могут соперничать с истинной гениальностью. К весне 1665-го Исаак стал бакалавром. А Гюйгенс, кстати, пока так и не уехал во Францию. Слуги доносили, что он ведет активную переписку с Кольбером. Да Гюйгенс и не скрывал, что его приглашают возглавить Французскую Академию. Это действительно было престижно.
Однако бросать «все, что нажито непосильным трудом» ученый не спешил. Видимо, ему жалко было своих трудов и усилий, вложенных в создание нашей академии. Гюйгенс же развернул ее буквально «с нуля»! И расставаться с Ньютоном ученому не хотелось. Взятый под покровительство Исаак радовал необыкновенными результатами и упорно трудился. Гюйгенс не раз говорил, что подобный ученик прославит его гораздо больше, чем открытия и изобретения. А к славе ученый был очень неравнодушен.
Да и кто равнодушен? Мало ли желающих вписать свое имя в историю. Правда, не у всех получается. Но весна 1665 года порадовала событием поистине мирового масштаба – Расмус Бартолин добился впечатляющих результатов на ниве борьбы с оспой. Все его подопытные выжили. И после публикации результатов исследования, в научных кругах Европы произошел настоящий взрыв. Недавно основанная Французская Академия не постеснялась провести опыт на ребенке, которому сначала привили оспу, снятую с руки заразившейся доярки, а затем, некоторое время спустя, привили натуральную человеческую оспу, которая не принялась.
Якоб, как прогрессивный правитель, тут же решил подать пример подданным и привить всю семью. Начал он, правда, со слуг. Следом под раздачу попали военные. И только потом последовали все мы. К счастью, все прошло благополучно. Я, честно говоря, несколько опасался, поскольку способ вакцинации был не совсем безопасный – при прививании от человека вместе с коровьей оспой могли передаться и возбудители других неприятных заболеваний. Тот же сифилис, например. В XVII веке он был очень распространен.
Победа над оспой – это, конечно, было очень хорошо. Но оставалось еще множество опасных заболеваний – холера, тиф, чума… И как их можно вылечить – я представления не имел. Оставалось только работать над предупреждением заболеваний. Думаю, Бартолин этим займется. А заодно приставлю к нему учеников. Организация медицинской помощи в армии – это очень-очень большая проблема. И я только начал подступаться к ее решению.
Глава 9
Для того чтобы оказывать существенное влияние на европейские страны, в разное время применялись разные способы – деньги, армии, интриги. И я никак не ожидал, что Курляндия войдет в список влиятельных стран. Во всяком случае, не так быстро. Однако оказалось, что я недооценивал ситуацию. И совершенно неожиданно мы получили рычаг влияния не только на своих соседей, но и на сильных мира сего.
Разумеется, ни я, ни мой папенька ничего подобного не планировали. Я озадачил Гюйгенса созданием станков, а Якоб желал получить наибольшую выгоду. Именно поэтому он вложил приличные деньги в производство, и в Курляндии появились и прялки, и ткацкие станки. Дорогие, тяжелые, но очень эффективные. По предварительным прикидкам, они довольно быстро должны были окупиться, но даже Якоб Кетлер, известный своим расчетливым, практичным умом, не мог предположить, какие будут последствия от запуска производства.
Даже с учетом стоимости механизмов, себестоимость ткани получалась смешной. Станки требовали минимум рабочих рук, а найти специалистов нужной квалификации (ну или подучить) в Курляндии не составляло труда. Мало того что школы давали вполне приличное образование, так еще и мастера, владевшие схожими профессиями, передавали свои знания всем своим детям. А в XVII веке, напомню, даже в королевских семьях этих самых детей было приличное количество.
Словом, наши ткани шагнули в большой мир. И… Не встретили конкуренции. От слова «совсем». Таких цен и расцветок не мог предложить никто, так что дело стояло только за объемами. Тонкие ткани раньше могли себе позволить только очень богатые люди, а теперь список покупателей расширился. И, что было для меня неожиданно, потянулись переговорщики из других стран. Впрочем, это было предсказуемо – никто не захочет терять прибыль. Так что мы могли под это дело получить нехилые преференции. Особенно от Англии. Да и Голландия стала намного вежливее.
Надо же, гримаса судьбы. Вот что значит – я человек иного времени. Не всегда могу оценить последствия своих действий. Впрочем, у меня есть утешение – Якоб тоже не сразу понял, куда ветер дует. И только твердо обосновавшись на амстердамской бирже и начав диктовать цены, он осознал перспективы применения наших станков. И, разумеется, тут же принял меры. То есть засекретил все, по мере возможностей.
Не могу не заметить, что Якоб, разобравшийся в эффективности станков, начал всемерно поощрять их создание. Даже неплохие премии пообещал за лучшие предложения. Ну и, конечно, помогла великолепная библиотека. Самым большим любимчиком отца оказался французский автор, протестант Жак Бессон, который еще в 1567-м в книге «Le Cosmolabe» описал детально разработанный прибор, пригодный в навигации, геодезии, картографии и астрономии. Однако гораздо больше нас с отцом заинтересовала его книга чертежей приборов и машин с гравюрами Дюсерсо. В семейной библиотеке оказался вариант 1578 года, где были более подробные описания, сделанные де Вервилем[10].
В результате селение Каркле, бывшее когда-то не самой большой деревушкой, превращалось в промышленный центр. Нечто вроде закрытого города. Я, между прочим, помогал придумывать систему пропусков и паролей. Хотя гораздо важнее было заинтересовать работников. Хорошо венецианцам, они своих зеркальщиков на остров определили. А организовать закрытую зону чуть ли не посреди Курляндии было намного сложнее. Я вообще сомневался, что нам удастся удержать некоторые секреты. Но пока нам везло.
Нет, правда везло, поскольку несмотря на то, что во Франции открылись-таки зеркальные мануфактуры, мы не потеряли самых богатых заказчиков. Думается мне, пока у нас не украдут секрет серебрения (ну, или его не переоткроют), мы останемся самыми популярными продавцами этого товара. Потому что такого четкого, ясного и безупречного изображения получить никому не удавалось. Даже венецианцам. Так что можно было и дальше оставаться основным поставщиком европейских королевских дворов. Глаубер, во всяком случае, божился, что нужный рецепт конкурентам придется долго искать.
А Гюйгенс так вообще был уверен, что воссоздать его ткацкий станок удастся только тому, кто выкрадет чертежи. Ну или этот самый станок разберет до основания. Первый вариант был малореален, поскольку я заныкал бумаги куда подальше, а избежать второго было необходимо. И вот для этого, кстати, армия вполне пригодится. А то когда перед
