стенам были прибиты широкие полки, уставленные банками с какой-то разноцветной жидкой дрянью и увешанные пучками сухой травы. В углу он заметил человеческий череп.
– Чего ты, милок? – Бабка усмехнулась, по ее бледному лицу с черными кругами под глазами побежали многочисленные морщины.
– Он… настоящий? – Сергей указал рукой в угол.
– Ась? Этот-то? Да нет, из тыквы вырезала! – Бабка-ежка заквохтала, и Сергею вспомнилась сова, виденная когда-то в зоопарке. Потом он сообразил, что хозяйка так смеется. – Чего пришел-то?
– Да вот, бабуля, меня из части за самогоном послали. Сказали, есть у вас.
– У меня-то? У меня е-есть. А чего это тебя, кажись, потрепали? Рукав-то висит. Свору повстречал, чего ли?
– Есть немного.
Бабка округлила глаза в притворном удивлении и снова заквохтала:
– «Есть немного». Гляди какой смелый!
Сергей вздохнул. Ну нет у него опыта в таких делах! На досках стола появились смятые купюры из кармана шинели.
– Вот, не знаю, на какой литраж тут хватит…
– Ты денежки-то прибери! – Бабка смотрела на него строго и пристально, а он гадал, с чего бы она так рассердилась. – Прибери-прибери. Пригодятся еще. А коли самогон нужен, так вона, дверцу справа видишь? Подь туды да возьми сам.
Сергей пожал плечами, убрал деньги и направился к маленькой двери в правой стене комнаты. За спиной он услышал голос хозяйки. Странное дело, но звук шел, казалось, совсем не с той стороны, где она сидела.
– А тебя кто послал, не тот ли рыжий, здоровый, с глазами как бельмы? У яго еще рот вечно приоткрыт, будто там отрыжка застряла.
Сергей невольно рассмеялся. Кирзыч был описан очень точно.
– И он тоже, бабуля.
Из приоткрытой двери вышел черный кот, потерся о сапог и пошел к столу. Ну да, а что он ожидал здесь увидеть? Не хватало только ворона. Дверь вела в кладовку, где по стенам мерцали разнокалиберные бутыли. Сергей вошел, продолжая слышать бабки-ежкин голос:
– Значит, он, говоришь? Ты вот что, бутыль возьми, где тряпочка черная на горлушке повязана. Нашел, чего ли?
– Нашел.
Он вернулся к столу. Бабка сидела все там же. Либо она уже села обратно, либо звук здесь гуляет как хочет. Сергей поставил бутыль на стол и снова сел на табурет. Что дальше?
– Что дальше, говоришь?
Он вздрогнул. Или он думает вслух? Очень может быть.
– А дальше, милок, вот что. Бери ты эту бутыль у мене даром, тольки за тобой – одно дельце.
Сергей даже не пытался предположить какое.
– Да не пужайся! Тебе оно не меньше нужно. Слушай меня, сынок, хорошенько. Знаешь, что таперича в казарме творится? Вот прям сейчас?
– Что?
Он уже не знал, чего ждать дальше. Все, случившееся этой ночью, напоминало дурной сон. Может, он сейчас проснется у себя на верхнем ярусе?
– А в казарме у тебя аккурат сейчас твово ровесника мужеского звания лишают.
– Как это?
– Как-как… Нешто не знаешь? Ты вот что, давай-ка выпей маво самогончику.
Сергей замотал головой, но бабка, нахмурившись, упрямо качнулась вперед:
– Пей, говорю! Тебе еще обратно иттить.
Комплекс чувств при мысли об обратном пути заставил Сергея без дальнейших уговоров выдернуть пробку из бутыли.
– Вона на полке стакан возьми.
Самогон пробирал до костей, но чувствовалось, что продукт качественный. В груди разлилось приятное тепло, а комната подернулась туманом. Зыбкое лицо бабки маячило перед ним.
– Слушай дальше. Када ты им бутылку-то принесешь, они попьют-попьют, да на тебя кинутся.
– Ой, бабуля, не трави душу, я этого и опасаюсь!
– Не трави душу, говоришь? Это ты ловко сказал.
– А откуда вы знаете, что там сейчас делается?
– Уж знаю. А еще знаю, что житья тебе осталось при таких обычаях от силы месяцок. Прибьют тебя, сынок, как есть прибьют! Могу тебе сказать и кто.
– Да уж я и сам догадаюсь! Кирзыч небось?
– Ты о том, рыжем? Не-а, другой, тот, что тебя в путь налаживал. Невзначай это выйдет, сынок.
