Все дружно посмотрели на молодого человека.
Закатов коротко заржал… и осекся под взглядом женщины.
– Сейчас свадебку и сыграем, – твердо закончила она.
Последние слова прозвучали настолько нелепо, что никто не отреагировал. Пока присутствующие переваривали сказанное, странная гостья подошла к Шурику:
– Боязно, муженек?
Все происходило как будто не с ним. Алкоголь в один миг выветрился. Нестерпимо хотелось исчезнуть, однако сзади была стена: отступать некуда.
– Какой я вам муженек?! – возбух он. – С чего это вдруг?
Она заглянула ему в глаза:
– А ты вспомни, Шурик, с чего. Вспомни, вспомни.
– Что вспоминать-то?! И откуда вы знаете, как меня зовут?
Взгляд у ночной гостьи был ясный, сильный, затягивающий. Глаза ее как будто светились. Чистые цвета – никакой старческой мути.
– Только муж имеет право делать с моей внучкой то, что ты сделал. Осталось вам соединиться по закону, пусть и ночью.
– Бред…
– Ты ее вытащил из тьмы, деточка. Тебе с нею и жить.
– Я? Вытащил?!
Он внезапно осознал, что более серьезной ситуации в его жизни еще не было. Бред засасывал, засасывал, засасывал… Старая карга улыбнулась:
– А то кто же, внучек, – зашептала она. – Порванный презерватив вспомнил? А ну как Танюшкин отец узнает об этом? Позовет экспертов, они возьмут образец семени из оскверненного лона… И чего ты кобенишься? Девка красивая. Если постараешься – останется живая. Быть зятем Плаксина – чем плохо?
– Товарищи! – воззвал врач. – Чего мы ждем? Иван Прокофьич!
Он нервничал, прямо-таки изнемогал от волнения. То и дело прикладывал пальцы к сонной артерии пациентки и напряженно вслушивался.
– Мы ждем, когда молодой человек поймет, что его возлюбленная все еще в страшной опасности, – ответила старушка.
– Безумие какое-то, – сказал врач. – Я снимаю с себя всякую ответственность.
– Ты вообще можешь все с себя снять, – рубанул товарищ Плаксин. – И лечь на носилки… Мама! Я вас умоляю, не говорите загадками. Что конкретно делать?
– Татьяна выходит замуж вот за этого молодца. Нужно их поскорее расписать. Организуйте все как положено, Ваня.
– Иначе Татьяна, что… не выживет?
– Да она пока не больно-то и жива.
– А этот парень, он что…
– Девочка за него держится. Но ниточка слишком тонкая.
– Так, – сказал Плаксин. – Так…
Сановник враз посветлел, разгладился. Безрассудная надежда зажгла его, как факел. Он принял несуразный рецепт как руководство к действию, не усомнившись ни на секунду. «А вот это уже конкретно…» – пробормотал он, взял Шурика за руку и потащил в коридор.
Врач произнес им вслед, отчаянно пытаясь оправдаться:
– Вы не думайте, Иван Прокофьич, что это я ее просмотрел. Я вообще вашу дочь впервые сейчас увидел…
– Иди в жопу! – махнул рукой высокий партийный работник.
10
Уже в коридоре Плаксин спросил, есть ли тут место, где можно поговорить. Шурик машинально отозвался: мол, да, хоть в холодильной комнате.
И впрямь – в холодильнике было удобно. Те, которые лежали на носилках, ничуть не мешали, а температура воздуха естественным образом снижала градус эмоций.
– Теща у меня, как бы тебе объяснить… – начал Плаксин, ощупывая собеседника быстрыми взглядами. – Своеобразная, как видишь. Я тебя не призываю верить в это ее шаманство, но, признаюсь, за годы брака всякого насмотрелся. Ты мне вот что скажи. Таня… ее в каком состоянии привезли? Нежели не видели, что она не… что она в коме?
Дрожь пробрала Шурика сверху донизу. Да мертвая она была, мертвее не бывает, чуть было не ляпнул он. Холодная, не дышала! Медицинский факт. При ударах током, конечно, бывает «мнимая смерть», но длится это состояние недолго и либо заканчивается настоящей смертью, либо жертву реанимируют. Короче, сейчас не тот случай… Сказать папаше? Не сказать?
– Я не врач, – выразился он осторожно. – Раз привезли, значит… ну, это… так положено.
– Положено, бляха-муха… и простынкой прикрыто…
Помолчали. Секретарь обкома нервно закурил, не спрашивая разрешения.
– Учишься? В медицинском?
– Учусь. – Шурик не стал уточнять, где.
– С распределением проблем не будет. Пойдешь работать куда захочешь, в любую клинику. А если не дурак, то в Москву отправлю… В общем, я рад, что мы
