– Хватит, – взмолился Шурик.
Кощей, усмехаясь, вытащил из тряпок его мошонку, бережно оттянул и – чтоб было хорошо видно – занес нож. Как это, изумился Шурик, наблюдая за происходящим словно со стороны. Разум проваливался. Не может быть… нет, это не со мной…
Чик!
Он захлебнулся воем.
Хотя чего кричать? Операция кастрации быстра и почти безболезненна. И в общем-то не страшна. Разве что мир вдруг меняется непоправимо и безвозвратно.
У насилия много граней…
В качестве итога мучитель выдал одну-единственную фразу. Произнес, чеканя каждое слово:
– ПОЙДИ И СДЕЛАЙ.
17
Вокруг по-прежнему был морг – привычный, уютный, почти домашний. Вот кто единственный и настоящий друг, вот кто не предаст, подумал Шурик в отчаянии. Не порежет ножом… Я ж теперь – больно сказать… как же больно…
Впрочем, больно ли? Он быстро ощупал себя: никаких ран, никакого кровавого боди-арта! Одежда тоже цела. Обмирая, залез рукой в трусы… и пришло облегчение космического масштаба. Потеря, которую слез не хватит оплакать, оказалась дурным сном. Что может сравниться по значимости с этим событием?
Приснится же…
Пробуждение было настоящим, без обмана. Однако цепочка видений, вложенных одна в другую, – как к этому относиться? Наплевать и забыть? Вряд ли получится: слишком уж неотличимы от реальности были оба эпизода: они вошли в память так прочно, будто все случилось на самом деле.
Кощей, медленно потягиваясь, вставал со стула. Тоже кемарил – на пару. Тоже проснулся. Шурик, вспомнив вдруг сон во всех подробностях, испытал острейший укол ненависти. А Кощей почему-то загоготал, показывая на него пальцем:
– Хорошо я тебя!
– Чего – хорошо?
– Яйца отрезал, чего. Чтоб не мучился.
Опа! Они видели один сон на двоих, каждый со своей стороны; осознавать это было страшно унизительно, учитывая фабулу. Делая вид, что ему по хрен, Шурик спросил:
– Что за знак ты мне там нарисовал?
– Не нарисовал! – ржал Закатов. – А вырезал!
– Зачем?
– Не знаю. Для стеба. – Кощей посерьезнел. – Жмурило, сбегай в реанимацию, разведай обстановку.
Нет бы в ответ врезать: «Катись ты на…» Вместо этого Шурик вымучил жалкое:
– Почему я?
– Ты же понимаешь, мне туда нельзя.
– На хрена вообще?
– Надо. Просто пойди и сделай, – сказал Кощей.
«Пойди и сделай…»
Какая причина помешала Шурику послать товарища подальше, что за ватная покорность? И почему у него вдруг зажглась кожа на груди – хоть водой туши этот костер? Что-то с ним произошло, что-то сделал с ним впитанный во сне кошмар… А может, не во сне? В какой-то иной реальности, отличающейся от нашей лишь деталями?
Этот паразит меня и правда кастрировал, думал Шурик, отправляясь на задание.
Он сам себя презирал.
18
Реанимация располагалась на третьем этаже: вход на отделение – сразу возле грузового лифта. Кабина лифта, как обычно, стояла с распахнутыми створками. Пробираясь по ночной больнице, Шурик не уставал удивляться: персонал не спал, сестры и врачи нервно курили на лестницах, даже больные бродили по этажам и разносили слухи. Известно было, что дочь Плаксина увезли-таки из морга, но по требованию бабули оставили в той же больнице – до выхода из комы. Могли бы и в Военно-медицинскую академию, и даже в Москву самолетом, так ведь не нашли ничего лучше нищей душегубки. Что еще? Бабушке разрешили неотлучно находиться при внучке (попробовали бы не разрешить). Состояние у пациентки стабильно тяжелое…
В большом предбаннике перед реанимацией сидела охрана, двое в пиджаках. Они пропустили Шурика без звука, наверное, имели насчет него инструкции.
Кабинет заведующего был открыт, оттуда разносился по коридорчику знакомый голос. Бабушка Татьяны разговаривала по телефону. О том, что под дверью появился слушатель, она не догадывалась. Шурик застыл.
– …Ваши что, хотят новой войны?.. Да, все так серьезно, уважаемая Раиса Максимовна… Чернобаевы совсем, прости господи, оборзели, как вы любите выражаться… Дитя еще не родилось, но оно уже всем вам – что кость в горле… Дитя – не ваше шакалье дело. Мы же как-то терпим вашего супруга, не посягаем на его жизнь… При чем тут амбиции Романова? Перемирие на волоске, уважаемая Раиса Максимовна! Перемирие!.. Слава Богу, защищаться мы умеем, и на ваших волков у нас найдутся свои псы, о чем вы знаете.
