кстати, почему он до сих пор не вернул остатки от восьмикаратного сапфира, взятого год назад, поскольку шестикаратного не нашлось. Да-да, это у меня тоже спросили, когда я, стажер, пришла к ней на второй день работы в мастерской. И даже мои недоуменно хлопающие глаза не остановили ее от бурчательной лекции на тему того, как некоторые безответственные примы присваивают казенное имущество. Собственно, тогда я и услышала имя мастера Шантея в первый раз.
Я передернула плечами, представив черный сверлящий взгляд кладовщицы, и поднялась с пола.
Схожу-ка я лучше к мастеру-ювелиру. Им в мастерской О’Тулла была гнома по имени Дейдрэ МакАльпин. К нам, стажерам, она с первого дня отнеслась сердечно, провела экскурсию и даже пару раз сама, без просьб с нашей стороны, приглашала, если в ювелирной происходило что-то такое, на что будущим артефакторам было бы интересно посмотреть. У нее наверняка есть рейсшина, да и кабинет старшего мастера-ювелира расположен всего в двух шагах от кабинета мастера Шантея.
Я сначала неуверенно постучала и, лишь услышав звонкое «войдите!», просунула голову в дверь.
— Мастер МакАльпин, здравствуйте, а…
— Так, дорогая моя, еще раз назовешь меня мастер МакАльпин — и больше никаких показательных ювелирных выступлений! Я вам что говорила, когда прибыли? Дейдрэ! Можно подумать, мне все двести лет, а не каких-то шестьдесят! Я еще, может, и помоложе тебя буду по нашим меркам! — весело ответствовала гнома, едва глянув, кто заявился. — Удачно ты зашла, иди что покажу!
Я торопливо приблизилась. «Что покажу» в исполнении мастера-ювелира обычно выглядело весьма впечатляюще.
— О… — только и смогла восхищенно выдохнуть я при виде огромного серого куска горной породы, который на сколе искрился молочной белизной, рассыпающейся мириадами цветов и оттенков, переливающейся и вспыхивающей при малейшем движении.
Благородных опалов такого размера мне раньше видеть не доводилось. Этот камень чаще встречался в виде тонких слоев или плоских линз, а тут такое богатство. Да он, наверное, размером с куриное яйцо будет, даже больше!
— Красавец, а? — гордо проговорила мастер-ювелир и любовно погладила камень, словно лично его создавала, отстранив от этого тонкого дела матушку природу.
— Не то слово. — Я не удержалась и коснулась кончиками пальцев сверкающего разлома. Даже неоформленный, необработанный камень отозвался на прикосновение скрытой силой, способной горы свернуть. — И куда вы его потом?
— А, Максу отдам! — Гнома улыбнулась и хитро добавила: — Если будет хорошо себя вести.
«Максу?» — едва не переспросила я, но почти сразу сообразила, о ком идет речь, припомнив табличку. Только мое замешательство от Дейдрэ не ускользнуло.
— Ох уж эта молодежь! — тоном древней старушки пробормотала гнома. — Все бы вам радикулит раньше времени другим приписывать! Мы тут стареть не торопимся, поэтому чтобы «вы» я от тебя больше не слышала!
Перед глазами мелькнул насмешливый взгляд и ехидная улыбка, и я мысленно признала, что свойское «Макс» подходит прима-мастеру куда больше, чем благообразное «мастер Шантей». Только вряд ли я когда-нибудь осмелюсь его так назвать даже за глаза!
В Лидийской школе артефактики, превосходящей по престижу даже столичную, панибратство не поощряли. В присутствии учителей мы даже друг к другу обращались на «вы», что уж говорить о тех, кто старше. Так что могла ли я подумать, что в артефактной мастерской О’Тулла, первой в Лидии по работе с камнями и металлами, порядки царят вольные? Хотя стоит отметить, когда я узнала, что по распределению попадаю на обязательную стажировку именно сюда, я вообще не могла ни о чем думать. Ибо сложно думать, прыгая на одной ножке, радостно попискивая и вешаясь на всех попавшихся на глаза одноклассников.
Мастер Дейдрэ бережно, словно младенца, взяла камень в руки и опустила его в широкую глубокую чашу с мутной голубоватой жидкостью.
«Купель Эпаро», — опознала я. Сейчас сложный алхимический состав расщепит все инородные тела, помещенные в чашу, кроме тех, что соответствуют заранее заданному образцу. Камень очистится от лишней породы, засияет еще ярче и позволит понять ювелиру, в какую форму лучше всего облечь это чудо.
Жидкость негромко зашипела и начала выделять легкий сероватый дымок. Дейдрэ с чувством выполненного долга отряхнула руки и отвернулась — процесс займет еще немало времени.
— Вот и нечего тут придворные реверансы разводить, — подытожила мастер. — Все мы когда-то стажерами да подмастерьями были. Даже примы.
Она усмехнулась, будто знала нечто забавное о прошлом мастера Шантея, но продолжать не стала, а переспросить я постеснялась. Может быть, как-нибудь в другой раз, когда уже окончательно обнаглею.
— А ты, кстати, что думаешь? На второй категории остановишься или на третью будешь заявку подавать?
О, этот вопрос для меня никогда не стоял. Уже семь лет назад, когда мне исполнилось тринадцать и меня приняли в школу, я знала, что пятая категория для меня — абсолютный минимум, на котором я готова остановиться, и то только при условии, что в муках породить очередной шедевр,[2] разобью себе голову о стену. О первой, присуждаемой по окончании пятого курса, и говорить не стоило, вторую, получаемую после успешно пройденной стажировки, мама с папой, потомственные артефакторы, мне бы не простили. Третья… уже можно попасть обычным мастером в мастерскую вроде этой. Или податься в надомники, но на сколь-нибудь престижные заказы в таком случае рассчитывать нет смысла. Для ведущего мастера даже в месте попроще нужна минимум четвертая, значит, на пятую стоит замахиваться однозначно. Две финальные категории — прима и гранд-мастер — были сродни мечте и доставались несомненным гениям. А кто знает, вдруг один такой где-нибудь во мне дремлет?
— Буду подавать на третью, — призналась я и не смогла сдержать смущенную улыбку, когда гнома одобрительно кивнула.
— Идеи для шедевра уже есть? Подержи-ка. — Мастер сунула мне в руки затянутое серебристыми нитями мелкое сито. — Поможешь звездную пыль просеять?
— Ага, — кивнула я в ответ на просьбу и вздохнула. — Идей пока нет.
