И хотя я точно знала, что не поеду завтра ни на какой прием, вдруг подумалось, что словосочетание «будущая госпожа Шантей» произвело на меня совсем не тот эффект, которого я ожидала. В животе екнуло, и сердце заколотилось с утроенной силой.
Вот только совсем не от ужаса.
В моей милой, тихой, уютной квартирке на чердаке дома № 37 по улице Зеленщиков нынче было людно. И не очень тихо. И не слишком уютно.
Строго говоря, куча стражи, канюками слетевшаяся на ошметки невезучего злоумышленника, еще ни одной квартире уюта не добавляла. Как и сами ошметки неизвестного придурка, невесть зачем попытавшегося влезть в мою квартиру некоторое время назад.
И вот я сидела на собственной постели, закутанная в одеяло, в состоянии некоторого ступора и созерцала хаотичное движение сотрудников доблестных органов правопорядка. Даже некоторые вопросы их слышала. На иные даже отвечала. А мыслей в голове — ни одной. А, вру! Есть одна — одеться бы! Но для этого нужно встать, пройти пять шагов по комнате перед кучей чужих мужиков, сверкая нижним бельем, шлепая ногами в пушистых, чистых шерстяных носочках по загаженному полу… Да и не хотелось.
Можно я еще чуточку вот тут, на кровати, посижу?.. И хорошо бы еще одеяло на голову натянуть.
Сорвавшаяся со стены маска так и рухнула у окна и теперь, частично завалившись набок, опиралась на подоконник. Створки верхних двух ликов откинулись в стороны, как ставни, а последний, самый нижний, ничем не напоминал вырезанную на куске дерева и примитивно раскрашенную личину. Сейчас это была натуральная рожа, ощеренная, с вращающимися, налитыми кровью зенками. Ритуальная раскраска — киноварь с белыми и черными полосами — казалась нанесенной на живую кожу.
При любой попытке подойти ко мне ближе чем на два шага толстогубая пасть скалилась, обнажая жуткие зубы, ноздри раздувались, и свирепое шипение давало понять — кровожадный дух, живущий в маске, подобных вольностей не одобряет.
Честно говоря, даже на меня, точно знающую, что хозяйке артефакт вреда не причинит, впечатление он производил сильное.
Появление Макса слышно было издалека — как бы не с первого этажа! Скандал вышел знатный, хоть и короткий — и я от души посочувствовала стражникам, пытавшимся задержать прима-мастера. Кажется, даже моя маска так не орала, обнаружив вторгшегося на ее территорию злодея…
Он влетел в квартиру в ореоле гнева, запаха дождя, ночной улицы и привычно дорогого мужского парфюма. Сопровождаемый криком снизу «Эй, там! Этого пропустите!» и топотом ног, спешащих следом. Рванулся ко мне под вопль старшего из стражников «Не подходить!».
— Нинон, ты в порядке? — потряс меня, непривычно жестко заглянул в глаза, сразу и оценивая мое состояние, и определяя на глазок степень повреждений, и прикидывая, а не пора ли бестолковую спасать.
— Угу. Все хорошо. — Я через силу вяло улыбнулась.
Он накинул мне на плечи свое пальто, прикрыв им прямо поверх одеяла, и распрямился стальной пружиной, оглянулся зло.
— Почему до сих пор не оказана помощь? — вроде и не громко рыкнул, но невысокий полноватый дядька, что в самом начале пытался ко мне подступиться, виновато крякнул и рот открыл оправдываться…
— Не подпускают, — хмуро перебил толстячка старший следственной группы и без слов ткнул пальцем в сторону тотема.
Макс негромко ругнулся под нос. Шагнул к маске — и артефакт, только что беспрепятственно пропустивший мастера ко мне, предупреждающе вздернул губу, обнажив в угрозе крупно вырезанные зубы и десны, а потом воздух прорезал тонкий, пронзительный свист — до того мерзкий, что мозг, казалось, высверливали изнутри. Но прима-мастер не был бы прима-мастером, если бы не попытался совладать с упрямой деревяшкой. Он попробовал все же прикоснуться, подойти со стороны левой скулы и начертить блокирующий символ. Вокруг маски дрогнуло пространство, воздух наполнился ощутимым лишь артефактором гулом силы, собираемой для удара. И мужчина отступился. Двух предупреждений оказалось достаточно, а третьего, как правило, не дают…
Ну, логично. Макс мне стража по всем правилам передал, теперь он мой. И если некоторые послабления (например, приблизиться к охраняемому объекту) мужчине, как дарителю, позволены, то вмешиваться в работу артефакта он сможет только после того, как я проведу ритуал возврата.
Старший группы, орудовавшей в моей квартире, дождался, пока мастер отойдет от агрессивной маски, и насел с вопросами уже на него. Кто такой? Как здесь оказался? На каком основании врываетесь на место проведения следственных мероприятий? В каких отношениях состоите с хозяйкой квартиры?
Макс слушал, отвечал и медленно наливался злобой. Кому как, а мне это было отчетливо заметно. Не быстрыми, легко гаснущими вспышками бешеного темперамента, а медленной, тягучей, неспешно заворачивающейся в тугой ком яростью… Таким я его еще не видела. И предпочла бы не видеть и дальше. В какой-то момент он перестал отвечать на вопросы, плотно сжал губы и легким стремительным шагом вышел из квартиры.
— Вольфгер! — Макс, свесившись с перил, заорал куда-то в пустоту лестничного пролета. — Вольфгер!!!
Что он творит? Ночь же… Сейчас и те, кого тотем не перебудил, проснутся. Голоса на лестнице стали тише, зато ближе.
— Макс, чего ты орешь? Какая муха укусила? — раздался негромкий и какой-то усталый голос собеседника мастера.
— Капитан, я тебя предупреждаю! Еще раз увижу этого кретина, что у тебя здесь за старшего, — и о моей помощи можете забыть! — Макс вернулся в мою квартиру в сопровождении здоровенного, массивного мужчины в форме городской стражи.
А у нас все без изменений! Я сижу, старшой стоит, все остальные усиленно работают. Красота и полная гармония! Еще бы одеться уже…
— Макс, полегче! — успокаивающе попросил мастера его спутник, тот самый Вольфгер, метнув на подчиненного предупреждающе злой взгляд. — У тебя социальный контракт с Управлением, а мой человек просто делает свою работу!
