Вскоре после мистерии Асо стало дурно. Она и в самом храме чувствовала себя очень неуютно. В глазах ее, будто песчинка в янтаре, запечатлелась ужасная сцена: умирающий бык, глядящий на нее подернутыми смертной тоской глазами, лужа крови в каменной чаше и священный цветок, дрожащий в ее пальцах. Взгляд быка удивительно кроток, и от жалости к нему хочется плакать. Собственно, это она и делала, едва скрывшись от чужих глаз. Плакала, билась в истерике, причитала, будто ее слова могли обратить время вспять.
Несмотря на все наставления дяди Асхотена, на поучения жрецов, она физически не могла с гордостью принять свою роль в мистерии. Роль, которая для подавляющего большинства невинных особ ее возраста стала бы пределом желаний и венцом жизни. В тот недобрый час Асхотену даже пришлось едва заметно поддержать ее и направить руку с цветком, который она никак не могла окунуть в кровь убитого животного. Когда же церемония была закончена, она с трудом дошла до отведенной ей на время мистерии комнаты и в изнеможении рухнула на пол.
В этом виде, не слишком пристойном для юной девушки и, возможно, будущей жены фараона, и обнаружил ее верховный жрец Ниау. Он чуть заметно поморщился: с девушкой предстояло еще немало поработать, чтобы она могла стать идеальным орудием, вернее оружием, в его руках. Он подхватил ее и перенес на ложе. Спустя некоторое время обморок прошел, но девушку по-прежнему трясло, будто в ознобе, и слезы лились рекой без остановки. Дядюшка Асхотен едва скрывал негодование и презрение к нелепой слабости чересчур впечатлительной родственницы. Им предстояло еще много дел, а значит, девчонку следовало как можно скорее привести в нормальное состояние. Да что там нормальное – она должна сиять, как прекраснейший из цветов Земли! Хитрый жрец с удовольствием заметил, какими глазами смотрел на красавицу порывистый и горячий, как песок Аравийской пустыни, Ба-Ка. Да и добряк Сетх-Ка не оставил сестрицу без внимания. И вот сейчас, когда необходимо захлопнуть ловушку, главная приманка валяется без чувств, как бестолковая рыбешка, оставленная на берегу спадом вод Великой реки, и рискует испортить свою красоту собственными горючими слезами.
– Лежи, – недовольно буркнул он своей опечаленной родственнице, – я подкреплю твои силы.
И он отправился готовить чудодейственную настойку. Именно за этим занятием его и застал тот, кого при дворе фараона все звали просто, но почтительно – Микенец, тот, кому сам воплощенный на Земле Гор доверил охрану собственной жизни. Асхотен знал, что повелитель Верхнего и Нижнего Египта благоволит этому силачу, способному ударом кулака свалить быка, как никому другому. Он даже тешил себя надеждой, что каким-то неведомым образом удастся привлечь этого чужака на свою сторону. В любом случае его следовало опасаться и в то же время стараться быть с ним максимально предупредительным и добросердечным.
Увидев гостя, он заулыбался так, будто весь этот день только и ждал его прихода. Лицо телохранителя осталось непроницаемо холодным.
– Мой господин видел, что во время церемонии его дорогой племяннице стало дурно, он послал меня узнать, как нынче самочувствие Асо.
– Спасибо, уже лучше, – помешивая варево в бронзовом котелке стержнем из слоновой кости, ответил верховный жрец Ниау.
– Мой господин велел убедиться в этом собственными глазами.
Асхотен поморщился, не желая позволять кому бы то ни было общаться с той, кому предстояло сыграть одну из главных ролей в задуманной им многоходовой игре. Не ровен час, по неопытности и глупости еще сболтнет что-нибудь лишнее. Но спорить с Микенцем было так же бесполезно, как уговаривать голодного льва отдать пойманную им антилопу. Раз он здесь, значит, такова воля фараона, и, стало быть, Микенец выполнит ее, кто бы ни стоял у него на пути.
– Хорошо, – Асхотен еще раз глянул на жидкость в котелке, – только очень недолго. Вот, готовлю для нее лечебный отвар – девочка потрясена увиденным.
Он сделал приглашающий жест и повел за собой телохранителя. Если бы каким-то неведомым образом дух жреца мог оставаться на месте, он бы увидел, как из-за тяжелой занавеси, ограждающей вход в личные покои Асхотена от иных помещений храма, появляется некто, прежде здесь не виданный, снимает с пояса небольшую тыковку-дуплянку, зубами вытаскивает из нее пробку и выливает белесую жидкость в котелок с чудодейственным варевом. Но в это время Асхотен стоял подле начальника стражи фараона, пытаясь разгадать его мысли. Микенец взглянул на лежащую без чувств девушку, покачал головой и громко крикнул, призывая своих людей. Те появились, будто выросли из каменного пола. Жрец инстинктивно отступил на шаг. Конечно, никому в Египте не могла прийти в голову мысль поднять руку на человека его звания, но эти варвары, пришедшие из-за моря, лишь для вида чтут здешних богов. И если фараон приказал…
– Что вы намерены делать? – волевым усилием придавая себе вид гордый и даже грозный, спросил Асхотен.
– Властитель Верхнего и Нижнего Египта велел привести к нему юную родственницу. Он желает говорить с ней. Но поскольку сама она идти не может, мои парни отнесут ее во дворец.
У Асхотена отлегло от сердца. Значит, чужаки отправлены сюда не за его головой, значит, фараону по-прежнему ничего не известно. Просто желает поближе разглядеть выросшую в отдалении от двора племянницу.
– Но если он желает с ней говорить, быть может, стоит дождаться, пока она придет в себя?
– Мне велено поторопиться, – нахмурился Микенец.
– Я как раз готовил ей целебный отвар. Она выпьет его, и очень скоро силы вернутся к ней. Иначе государю придется любоваться бесчувственным телом, а не услаждать слух звучанием ее нежного голоса.
Микенец наморщил лоб, демонстрируя глубокое раздумье.
– Что ж, может, ты и прав. Я пошлю одного из людей за твоим котелком.
– Нет-нет, отвар еще не готов. Но поверь, это займет не много времени.
Микенец кивнул и, оставив стражей у комнаты юной девицы, вышел из покоев вместе с верховным жрецом.
– Я скоро вернусь, а ты поторопись. Гор, воплощенный в моем господине, не должен ждать.
Асхотен чуть склонил голову, не удостаивая его ответом. Уж кому-кому, а не заморскому псу учить его почитанию богов.
