Немой приник к окулярам бинокля и замолчал, всматриваясь в сине-жёлтое месиво помятой растительности.
– Муха! – Фикса оглянулся. – Давай сюда одного узкоглазого! Сунь ему в клешню «Отмычку», пройдёт через Оковы – отберём! – Он посмотрел на Немого: – Зашлём раба к воде, пусть пробьёт, где край стрёмного пространства. Надо подойти туда, где ещё крышу не взрывает, оттуда будет видно лучше! Если зверьё жмура в камыши уволокло – заметим! Будем оттуда доставать. Нам только клешня с «Ариадной» нужна, остальное пусть хоть всё схавают.
Первый узкоглазый долго не вмыкал, что от него требуется, потом попёр к воде слишком резво и зомбировался хрен знает на каком именно шаге. Пришлось завалить его, пока остальные не просекли, что с ним бесовщина случилась. Второй шёл медленно, потому что увидел труп первого и очканул до дрожи в копытах. Постоянно оборачивался с перекошенной ужасом узкоглазой рожей, боялся получить маслину в спину. Поэтому момент, когда Зов прибрал его к рукам, было видно очень хорошо. Глаза остекленели, рыло расслабилось, но через секунду на нём уже нарисовалась злобная заточка, и новоиспечённый Зомбак оскалил дёсны, типа, собрался порвать Фиксу с Немым. Там его и замочили с четырёх стволов сразу, потому что кодла Мухи к тому времени уже тусовалась рядом. Больше шмалять не пришлось. Третий раб идти к трупам не захотел, но, получив прикладом в фанеру и по почкам, обгадился от страха и на карачках пополз куда надо. Перед жмурами ему велели остановиться и минуту пасли за ним издали. Ни хрена с рабом не случилось, и его отправили дальше. Сделав два шага, узкоглазый зомбировался, и точная граница смертельного рубежа стала ясна. Тут зомбированный узкоглазый оскалился, типа, озверел, но на братву не бросился. Вместо этого он ломанулся вдоль озерца через камыши в сторону Эпицентра, и метров через пятнадцать его сожрала какая-то тварь, отсюда не разглядеть.
– По-любому нашего жмура зверьё уволокло, – уверенно заявил Муха, глядя на то, как едва заметная в камышах толстая змееподобная мерзость утаскивала задушенного раба глубже в заросли. – В натуре, так же, как этого фраера! Фикса! – Он посмотрел на своего лидера: – Я подгребу к жмурам и заценю камыши оттуда? Бинокль у меня есть.
– Иди, – разрешил Фикса. «Ариадна» показывала впереди безопасный проход, и прощёлкать «Оправу» в аномалии ему не грозит. – Близкие твои пусть следом идут, прикроют, если кипиш начнётся. Мы с Немым однорукие сейчас, понта от нас не до фига.
Муха добрался до безопасного рубежа и приложился к биноклю. Его кореша подкатили следом и шарили стволами волын по сторонам, выискивая через «Филины» зашкерившихся мутантов. Фикса молча ухмыльнулся. Беспонтовая тема. Змея холодная, её «Филин» не срисует, иначе он сам бы туда пошёл. Ничего, их там пятеро, если что – вывезут. Лишь бы «Оправу» не прошляпили, с осколками сейчас конкретный напряг, который с каждым днём будет только расти.
– Вижу место, где та баба лежала! – заявил Муха, не отрываясь от бинокля. – Вмятина в мокрой траве большая! От неё к воде по грязи глубокая борозда ведёт! Волоком тащили, в натуре, совсем недавно, свежая борозда! В само озеро, что ли, её уволокли?! Под воду… – Он на секунду умолк. – Следы вижу какие-то! Сейчас приближу… Точняк, следы! Вот кто её тащил! Только это… – Муха снова замолчал, вглядываясь в отпечатки. – Мелкие они какие-то… Типа, детские совсем… босые… три пальца всего на ноге…
– Унк… – судорожно выдохнул кто-то из его кодлы, торопливо осеняя себя крестным знамением. – Это Унки живут у воды и подгребают, когда кто-то должен на погост заехать! И пальцев у них три, братва базарила! И ростом они как шкет малолетний! А силищи у них немерено! Орут так, что наглушняк мочат сразу же!
Вся кодла Мухи резко присела, ощетинившись волынами, перепуганно завращала башками и начала пятиться назад. Фикса невольно отшагнул, пригибаясь. А ведь Муха в цвет базарит! Детские следы – это Унк, больше некому, а там, куда приходит Унк, кто-то по-любому зажмурится!
– Валить надо, пока живы, – тихо произнёс Немой, шаря по камышам тревожным взглядом. – В озеро он её уволок, наверное, хавает сейчас… Как бы не вылез, тут только что трое фраеров окачурились…
– Валим отсюда! – решил Фикса. – Эту «Ариадну» уже никто не надыбает! Муха! Шевелите копытами, пока эта нечисть не подгребла!
Спустя две минуты бандитский отряд скрылся в лесу, унося собранные с трупов трофеи. Фикса держал боевиков плотной группой и шёл так быстро, насколько позволяла «Ариадна». Каждые полминуты он оглядывался, убеждаясь, что кодла идёт чисто и никакой стрём не собирается вклиниться в толпу братвы, но взгляд невольно скользил дальше. Туда, где позади, в кустах, упаси господи, может появиться сгорбленная детская фигурка в лохмотьях. Сам Фикса Унка не видел ни разу, Бог миловал, но рассказов о них наслушался вдоволь, особенно после того, как один такой вышел на плантации Синьки и замочил толпу Наёмников вместе с одним из их бугров за секунду.
Замутить вторую «Ариадну» не срослось, это, в натуре, крайне хреново. Когда ещё представится такой шанс… Но один плюс у провалившейся темы всё же был. Фикса прислушался к окружающим звукам и мысленно ухмыльнулся. За лесом больше не шмаляют, замес окончился. И даже если Наёмники не замочили Костыля, Фикса самолично насадит его на перо за то, что подписался кодлой рулить, больше всех понтил, типа, круче него старшего в бригаде нет, а по концове не вывез. За замоченную братву кто-то должен ответить.
В полукилометре от уходящего в глубь леса бандитского отряда, на берегу маленького вытянутого озерца из синюшных камышовых зарослей выглянула маленькая обезьянья мордочка. Короткая густая жёлтая шерсть, покрывающая детское лицо, сливалась с пожухлыми верхушками камыша, и почти незаметные среди растительности жёлтые глаза окидывали внимательным взглядом опустевший косогор. Не найдя поблизости никакой опасности, обезьянка бесшумно скользнула через тростник к воде и с завидной быстротой заработала маленькими ручками, разгребая наваленную прямо на воду кучу растительности. Под охапками обмётанной жёлтой сыпью синей травы обнаружилось женское лицо, едва выпирающее из воды. Погружённой под воду девушке с длинной косой на вид было не более двадцати лет, и полевой комбинезон ГНИЦ с нагрудной нашивкой «д.б.н. Лаванда» был ей явно не по возрасту. Маленькая обезьянка ухватилась цепкими трёхпалыми ручками за промокший ворот многократно простреленного на груди комбинезона и потащила девушку на берег с силой, никак не сочетающейся с внешностью годовалого ребенка. Вытащив свою ношу на берег, обезьянка по-звериному отряхнулась и принялась сосредоточенно выжимать на себе промокшие самодельные штанишки-бриджи. Закончив с этим занятием, она положила ладошку девушке на лоб и энергично потрясла ей голову.
– Тётя Лаванда хорошая! – Обезьянка заглянула в открывающиеся серые глаза и обнажила в улыбке маленькие острые зубки. – Ася тоже хорошая!
– Ася?.. – Лаванда с трудом сфокусировала зрение. – Откуда… – Грудную кость прорезало острой болью, и Лаванда закашлялась, отчего боль стала ещё сильнее. В памяти
