Писк звонящего телефона показался невыносимо громким в пустом огромном зале. Кэссиди прижал мобильник к пиджаку, чтобы заглушить, и, пугливо оглянувшись на дверь, поднес к уху, лишь когда писк закончился. Мэр ожидал, что трубку сняли, но услышал только краткий двойной писк. Оборванная связь.
Мэр проверил сигнал – ничего. И в ризнице, где сигнал обычно был сильнее всего, то же самое.
Кэссиди заспешил назад, в туннель, нырнул в темноту, ведущую к офису и телефону в нем. Паранойя заставила выждать перед дверью, прислушиваясь. А вдруг кто-нибудь уже поджидает там?
Никого.
Мэр ворвался в офис, схватил трубку, прижал к уху…
Молчание.
Телефонную линию перерезали. И мобильной связи больше нет. Наверное, ее глушат.
Кэссиди остался один.
77
Соломон наблюдал за тем, как Эндрюс обливал содержимым канистры труп Тио, заботясь о том, чтобы одежда тщательно пропиталась. Жидкость соломенного цвета – авиационный керосин. Остаток керосина Эндрюс вылил на пол вокруг Соломона. А мозг того работал, как вычислительная машина, учитывая каждую мелочь, оценивая расстояния, прикидывая, каким образом выбраться из ловушки. Рубашка и пиджак лежали, сложенные, на скамье у выхода. Соломон представил, как надевает их, выходит наружу. Он пожелал, чтобы так и произошло.
Эндрюс плеснул керосином на стены, на верстак, посмотрел, как желтые капли стекают по лицам мертвых дочерей Тио, впитываются в фото черепа, не принадлежавшего Рамону. Соломон подумал, что Рамон теперь с Холли. Она останется в живых до тех пор, пока интересна Рамону. Но тому она быстро наскучит. Надо освободиться и отыскать их как можно быстрее. Но сначала нужно остаться в живых.
– Вам не обязательно делать это, – заметил Соломон.
Эндрюс не обратил внимания. Отвинтил крышку очередной канистры, опрокинул ее ногой. От испарений стало тяжело дышать.
– Сколько они вам платят?
Эндрюс нашел промасленную старую ветошь и окунул в лужу на полу, отступив, чтобы не запачкать ботинки. Затем поднял тряпки, позволил избытку стечь, вынул из кармана зажигалку.
– Дело не столько в деньгах, – сказал Эндрюс, глядя не на Соломона, а на огонь, – сколько в том, что сделают с моей семьей, если я перестану на них работать.
Он повернул пропитанную ветошь, чтобы та разгорелась получше. Вьющиеся языки пламени почти коснулись пальцев.
– Лично к тебе у меня претензий нет. Так что извини.
Уронив пылающую тряпку в лужу керосина, Эндрюс отвернулся и пошел прочь.
78
Щелчок открывшегося замка звучно раскатился по церкви. Рамон толкнул дверь, вошел внутрь, брезгливо принюхиваясь, будто внутри смердело.
– Гребаные церкви! – проговорил он. – Ненавижу. Мурашки от них по коже.
Он посмотрел на выставку у дверей: манекен у крытого фургона, старательский лоток, по-прежнему работающий, вымывающий ничего из ничего.
– Че за хрень?
Перед Рамоном появился Морган с М-6 через плечо. Так он не держал винтовку с Ирака. Шефу полиции нравилось. Чувствовал, будто делает настоящую работу.
– Это для туристов, – пояснил он. – Чтобы заходили и в церковь.
– Да уж, чего только не придумают, – заметил Рамон. – Так где мэр?
– Мы еще его не нашли. Обыскали резиденцию – пусто. Отсюда туда ведет туннель. Наверное, Кэссиди прячется там.
Рамон повернулся и посмотрел на Холли, стоящую в наручниках между охранниками.
– А спальни в этой самой резиденции есть?
– Есть.
– Ну тогда пошли, проверим туннель, – велел Рамон, улыбаясь.
Он двинулся по центральному проходу между скамьями мимо детонатора и ящиков с бензином туда, куда указал Морган. Тот пошел первым к ризнице. Охранники повели Холли следом.
Морган отдернул занавесь и остановился. Он все прикидывал, когда лучше завести разговор. Наверное, сейчас не самый худший момент.
– Знаете, церковь… – заговорил он, обернувшись и глядя на сына Тио.
– Что такое?
– Нам обязательно ее сжигать?
Рамон с недоумением посмотрел на шефа полиции, словно тот предположил, что солнце встанет на западе.
– В смысле, я понимаю, отчего ваш отец хотел ее сжечь. Это символический жест мести. Ваш отец думал, что город в некотором смысле предал вас и привел к гибели. Но мы ведь вас не предавали. Мы помогли вам. Вы живы. И мне подумалось: может, и не нужно сжигать церковь?