метров триста плюс запас спирта и касторки для дозаправки. Причем все это организовать можно, но сделать так, чтобы о моем прилете через час не узнал весь Кронштадт, а через день – половина Питера, вряд ли получится. По крайней мере, в ближайшем обозримом будущем. Вот почему сейчас на берег сошли ничем не примечательные четверо – два офицера, средний чиновник с портфелем в руке и студент.
В Кронштадте я хотел побеседовать с двумя весьма интересными людьми – преподавателем физики и электротехники Минного офицерского класса Поповым и капитаном первого ранга Макаровым. С Поповым, я думаю, все ясно – кому же еще изобретать радио, если не ему? А Макарова мы с братом сочли самой подходящей кандидатурой на роль организатора прииска и городка неподалеку. Он умен, инициативен, не боится брать на себя ответственность. Опытный моряк и неплохой администратор. И, главное, вот уж он-то точно не сбежит с деньгами и не начнет втихую спекулировать золотоносными участками! А если ему дать соответствующие полномочия, вряд ли побоится повесить того, кто, не дай бог, вздумает заняться чем-то подобным.
Попов согласился поработать над моей темой сразу после того, как я рассказал ему про опыты Герца с вибратором, причем на моей схеме в отличие от оригинала имелись и антенна, и заземление. Без них изделие Герца было весьма неэффективным передатчиком, использующим излучение собственно проскакивающих в промежутке искр и подводящих высокую частоту проводов.
– До реального применения беспроводной передачи электроэнергии еще далеко, – подвел я предварительный итог, – но зато уже сейчас просматривается возможность беспроводной передачи сигналов. У Герца ужасно нечувствительный приемник. А я тут, исследуя анизотропию кристаллов, случайно выяснил, что у некоторых она распространяется и на электрические свойства. В частности, кристаллы цинковой обманки при очень малой площади контакта в одном направлении тока имеют существенно более высокое сопротивление, чем в другом.
Михаил уже достал из портфеля мой образец кристаллического детектора, состоявший из медной пластины, на которую были аккуратно наклеены несколько чешуек цинковой обманки, и иголка на качающемся кронштейне, которую можно было упирать в любую из чешуек. От пластины шел один провод, а от иглы через резистор, сделанный из карандашного грифеля, – другой.
Это был второй собственноручно собранный мной кристаллический детектор. Первый я соорудил в кружке юных радиолюбителей районного Дома пионеров семьдесят шесть лет тому вперед. Да, диоды тогда уже не представляли дефицита, но нас все-таки научили делать их суррогаты из подручных материалов.
– У вас наверняка найдется гальванический элемент с напряжением полтора-два вольта и чувствительный измеритель тока, – предположил я. – И тогда можно прямо сейчас продемонстрировать обнаруженный мной эффект.
Мы прошли в лабораторию, где действительно все нашлось, и я показал будущему изобретателю радио, как работает самый примитивный на свете диод. Кстати, его обозначение дожило до двадцать первого века. Изображение диода на схемах знают все электронщики, но мало кто в курсе, что оно пошло именно от таких устройств, как то, что я сейчас показывал Попову. Треугольник – это игла, а черточка – пластина с кристаллами.
– Очень интересно, – почесал в затылке Попов, – но я не понимаю, как этот эффект позволит увеличить чувствительность приемника господина Герца.
– Никак, но он просто позволит создать другой, гораздо более чувствительный. Вот, смотрите.
Я быстро набросал на листе схему детекторного приемника. Попов уставился на нее, как на текст с иероглифами.
– Спрашивайте, Александр Степанович, – предложил я. – Мне до сих пор как-то не приходилось чертить электрические схемы, и я использовал такие обозначения, которые показались мне наиболее простыми и логичными.
– Благодарю, ваше высочество. Что вот это такое?
– Антенна. Думаю, для начала хватит пяти саженей любого провода.
– Так, это, наверное, заземление… две параллельные черты – конденсатор, но почему он у вас перечеркнут косой стрелкой?
– Это конденсатор переменной емкости. Миша, достаньте мой рисунок. Смотрите – я его себе представляю примерно так. Для наилучшего приема сигналов резонансные частоты передатчика и приемника должны совпадать, то есть какой-то элемент одного из резонансных контуров должен быть переменным. Мне показалось, что для этой цели лучше всего подходит конденсатор.
– Возможно, – пробормотал Попов, продолжая разглядывать схему, – здесь, надо думать, ваш кристалл с односторонней проводимостью. А это что?
– Звуковой излучатель, вполне подойдет от телефонного аппарата. Вибратор Герца работает в прерывистом режиме, и частоту прерываний задает быстро размыкающееся и замыкающееся реле. Получается звук «вж-ж-ж-ж». Точно такой же «вж-ж-ж-ж» должен пойти из телефонного излучателя, если все будет правильно настроено. Подавая длинные и короткие сигналы, можно будет использовать телеграфную азбуку.
– Очень интересно… но почему вы, ваше высочество, не хотите, чтобы таким приемником занялся Герц?
– Это скорее он не хочет, будучи теоретиком. Его более интересует теория электромагнетизма. Он, кажется, намерен что-то уточнить в уравнениях Максвелла. А я – практик, и мне нужно устройство для беспроводной связи, причем как можно быстрее. Кроме того, Герц – немец, а мы с вами – русские. Ни к чему, чтобы приоритет в создании такого устройства мог целиком достаться Германии.
– Согласен. Что я могу для вас сделать?
– Как можно быстрее собрать изображенный на моей схеме приемник и привезти его на испытания в Гатчину, в Приоратский дворец. Вы согласны? Тогда вот вам пятьсот рублей на расходы. Ваше начальство будет предупреждено, что вы делаете чрезвычайно важную работу для моего комитета. Сколько примерно времени вам понадобится?
– Наверное, за неделю управлюсь… а те деньги, что вы дали, – их можно будет использовать на оплату труда помощника?
– На что угодно, если это хоть немного ускорит работу, причем детальный отчет мне не нужен. Единственное требование – сохранение полной тайны. Всем говорить, что вы
