рассказал про французскую систему мер и весов. Так что в воздухоплавании теперь никаких кубических футов и фунтов не было. Были кубометры и килограммы. Главным аргументом для Николая стало то, что в метрической системе подъемная сила кубометра водорода составляла один килограмм. На самом деле, конечно, чуть больше, но это ерунда, такой неточностью можно пренебречь. Зато как считать-то стало удобно! Николай, которому арифметика давалась не так чтобы уж очень, это сразу оценил. И вцепился в метрическую систему, как бульдог.
Весной семьдесят пятого года в семействе цесаревича случилось пополнение – родилась дочь Ксения. Николай был очень рад появлению сестрички. Я тоже, потому как благодаря ей мать стала уделять нам с Ники несколько меньше внимания. Увы, следует признать – отношений с Марией Федоровной я выстроить не сумел. Они были довольно прохладными. А вот с отцом вроде пока получалось неплохо.
Да, чуть не забыл – нашим воспитателем действительно стал тот самый Чарльз Хис, который при ближайшем рассмотрении оказался вполне приличным дядькой, не слишком сильно донимавшим нас с Николаем. Зато образованием детей наследника престола в области естественных наук занимался сам Менделеев, а это уже давало надежду, что Николай получит хотя бы самые минимальные знания по физике и химии раньше, чем научится свободно болтать по-английски.
Это были, так сказать, положительные стороны моей активности. Но, к сожалению, не обошлось и без противоположных – или как минимум неоднозначных. Да, Ники стал шефом Особого воздухоплавательного отряда. Однако ежу понятно, что его участие в делах этого образования было весьма мало и пока ограничилось только введением метрической системы в рамках отдельно взятой воинской части. Командовал отрядом, как уже говорилось, штабс-капитан Нефедов, но для разруливания постоянно возникающих проблем подразделения, никаких аналогов не имеющего, его политический вес был пренебрежимо мал. Всем этим занимался мой отец, цесаревич Александр. Оно бы и ничего, но ведь скоро – всего через полтора года – начнется Русско-турецкая война, в которой наследник престола примет самое непосредственное участие.
В прошлой истории он вернулся с войны целым и невредимым, но совершенно не факт, что так произойдет и в этой. Ведь он явно потащит с собой и своих воздухоплавателей! А там мало ли – захочется ему, например, обозреть сверху поле боя, и сверзится он с высоты, да так, что останки потом от земли отскребать придется. Да и вообще сейчас отличия миров настолько велики, что все может пойти не так и без всяких аэростатов. И что будет, если цесаревич геройски погибнет на войне? Вот уж точно ничего хорошего. После смерти деда на трон тогда сядет великий князь Владимир, и вряд ли он станет править столь же успешно, как это вышло у моего отца. А потом, когда дядя Володя наконец- то склеит ласты от пьянства, на императорское место взгромоздится его сынок Кирилл, который, правда, пока еще даже не родился, но все равно из него образуется чмо даже хуже того Николая, что вырос без моего благотворного влияния. Нет уж, если с отцом что-нибудь случится – в Новую Зеландию придется сдергивать практически сразу после совершеннолетия. Но повлиять на развитие событий я не смогу никак, так что остается только ждать конца войны и надеяться на беспочвенность моих опасений.
Потом случилась еще одна неприятность, причем уж насчет нее-то у меня никаких сомнений не было. И ведь вроде дед при личном общении производил впечатление очень неглупого человека, да еще и с чувством юмора. Но это каким-то образом не мешало ему в качестве императора быть классическим недоумком. Наверное, в силу врожденной нерешительности.
Так как с нашей семьей он общался не очень часто, то считал самым сообразительным среди братьев Николая. И вот однажды, встретив его в Гатчине, куда Ники теперь приезжал довольно часто в сопровождении отцовского адъютанта Шереметева, император не придумал ничего лучше, как начать рассказывать внуку о стенании болгарского народа под игом турецких угнетателей. Как-то объяснить это можно было тем, то Александр Второй пребывал в сомнениях насчет грядущей войны и все никак не мог решить – начинать ее или нет, а если начинать, то когда и зачем. Ну а Николай, наслушавшись ужастиков в исполнении деда, без всяких сомнений заявил, что болгарским братьям, разумеется, надо помочь. И уверял меня, что император отнесся к его словам с большим вниманием. Ой, блин, да как же этот осел на троне догадался обратиться за советом к семилетнему отроку? И это в то время, когда в Аничковом дворце маялся бездельем другой, шестилетний, по имени Алик. Уж он-то такой ереси советовать не стал бы! Ну вот будто России сейчас совсем нечем заняться, кроме как вприпрыжку нестись спасать болгар, которые после этого прочно и надолго обоснуются в лагере наших противников. Главное, денег, денег-то на это сколько уйдет! И жизней, между прочим, тоже немало. Тьфу, да и только.
Не берусь судить, эта ли беседа изменила ход событий или что-нибудь другое, но только война у нас началась на одиннадцать месяцев раньше, чем я помнил – в мае тысяча восемьсот семьдесят шестого года. А закончилась всего на полгода раньше, чем в другой истории, то есть длилась эта война на пять месяцев дольше. К счастью, отец вернулся с нее живым и даже ни разу не раненым.
Глава 5
Мне было видно, что Чарльз Хис, которого теперь звали Карл Осипович, пребывает на грани отчаяния. Как же так, столь способный ребенок, как я, а английский язык ему ну совершенно никак не дается! Несмотря на огромные усилия преподавателя. Увы, его огорчение было в значительной мере оправдано. Дело в том, что английский я неплохо знал и до первой встречи с воспитателем. Ну то есть как знал – свободно читал технические тексты по специальности, почти свободно – художественные, а вот разговорной практики у меня, считай, совсем не было. Понятное дело, что Хис пришел в ужас от моего произношения, а так как он считал, что правильное произношение гораздо важнее словарного запаса, то, с его точки зрения, мое знание языка было чрезвычайно близко к нулю. А сразу все исправить не получалось, потому как слова эти вместе с их неправильным звучанием я помнил давно, и вот так сразу взять и все заменить мне не удавалось. С одной стороны, это было неплохо, так как должно же в мире быть хоть что-то, в чем Алик не силен! Ну так вот вам – английский язык. С другой – не в меру трудолюбивый Хис, будучи огорчен моими на редкость скромными достижениями, убедил отца, что со мной надо заниматься дополнительно. И вот конкретно сейчас он и занимался. А я страдал, но продолжалось это недолго, потому как в комнату ворвалась совершенно взъерошенная горничная.
– Ой, господин Хис, ваше высочество, что у нас в Питере деется-то! Вот ведь страсть-то какая, Зимний дворец взорвался! Прямо весь, и убитых видимо-невидимо.
– Уот ду ю сэйнг? – продемонстрировал свое безупречное произношение Хис, даже не поинтересовавшись, знает ли тетка хоть слово по-английски. Но она не то знала, не то просто сообразила, о чем ее могут спрашивать, и затараторила:
