Можно было сказать, что она жива. Можно было попытаться выбрать другой путь отступления. Но что-то странное вскипало во мне, какая-то не виданная до этого времени злость – будто совсем не моя. Я бросила короткий взгляд на руку с ключом. То ли он начал пульсировать, то ли я сжала кулак так, что чувствовала в нем биение собственного сердца.
Воздух вокруг вдруг стал вязким и густым. А потом я услышала звук. Стон разрываемой ткани. Со всех сторон. Один из дерущихся солдат обернулся ко мне и сказал: «Люблю помогать беспомощным животным». Другой кирасир с проломленной головой, из которой на землю вытекала алая кровь, повернул ко мне лицо с закатившимися глазами и произнес: «Почему? Почему? Почему ты?». Губы мальчика-рыцаря, стоявшего передо мной, растянулись в улыбке: «Смотри-ка. Она, кажется, переживает из-за платья!». Голос принадлежал моему прошлому, а не этому мальчишке. Мертвецы не говорят, и они не знают.
Я уже не контролировала свое тело, крик ткани вокруг стал невыносимым. Меня охватило единственное желание – проткнуть рыцаря, пустить ему кровь, может даже попробовать ее чуть-чуть на вкус. В моей голове метался голодный зверь, которого раньше не было, и он требовал жертв.
Я сделала резкий выпад, выхватив меч быстрее, чем мальчик успел поднять клинок. Нет. Металл скользнул по его кольчуге. Нет. Следующий удар пришелся по его голове и сбил шлем, открыв растрепанную кудрявую голову. Нет, нет. Мальчик поскользнулся на чьей-то крови и упал на колено. Он поднял глаза на меня: яростный, беспощадный взгляд.
– Я не боюсь умереть, – сказал он. Я прочла это по его губам. В моей же голове слабый девичий голосок прорыдал: «Я так боюсь умереть». Нет, нет, нет. Меч вошел по рукоятку.
Звук прекратился, а воздух снова стал прозрачным. Хотя мне казалось, что мы одни, битва вокруг продолжалась. Мертвец с проломленной головой не смотрел на меня и, конечно, не говорил. Мальчик-рыцарь, чьего имени я никогда не узнаю, стоял на одном колене и смотрел на башню своей леди. Меч прошел через его горло насквозь. Мой противник был мертв.
Я разжала пальцы, и тело вместе с мечом рухнуло. Левую руку саднило, между пальцев сочилась кровь. Я сжимала ключ так сильно, что бороздки распороли мне ладонь. Меня начало лихорадочно трясти. Я убивала людей и раньше: еще десять минут назад убила двух стражников на лестнице – но это был честный бой, и я не чувствовала сожаления.
Но мальчишку убила не я. Что бы ни сидело в этом ключе, оно смогло достать самые сокровенные страхи и с их помощью контролировать и управлять каждым моим движением. Надо отдать ключ Атосу… и сказать, чтобы он его уничтожил. Вещь принадлежала Поглощающим.
Войско возвращалось. Усталое и разбитое. Впервые столь глупая и нелепая битва далась такой высокой ценой. Как я узнала от герольда, на помощь к Череде пришли не только ожидаемые союзники – Синие Акации, но и остатки Белых Лилий. Три армии, пусть и потрепанных, против четверти легиона – это было слишком даже для Розы. Приблизительные потери должны были огласить утром, но я скакала на одолженной у герольда лошади через поле и видела все своими глазами. Пали не менее четырех сотен человек, более десятой доли нашего легиона. Из-за ключа, который я, предусмотрительно завернув в снятую перчатку, везла в набедренном кожаном кошеле.
Атоса на поле я не нашла. По какой-то причине он отбыл в лагерь раньше конца битвы. Эта новость меня ошарашила, ведь раньше мой генерал никогда не бросал своих людей посреди боя. К тому же Атос ждал меня и Кэрка с нашего секретного задания. Вспомнив о последнем: как я ни вглядывалась в окружающие лица – рыжей добродушной физиономии капитана я не видела. Оставалось лишь молиться Идасу, чтобы тот уберег его и вернул в легион целым и невредимым.
Доскакав, я направилась к синему шатру в надежде отыскать там Атоса. Шатер генерала был ярко освещен изнутри. Это было странно, ведь Атос любил полумрак. Я частенько ждала его перед тренировкой и замечала, что даже в сумрачные дни он не жег свечей. Происходило что-то неладное.
Второй раз за два дня я ворвалась в этот шатер, но наткнулась отнюдь не на того, кого искала. Атоса внутри не было. Зато было множество походных сундуков и мешков. Горел, наверное, добрый десяток свечей в отполированных подсвечниках. Часть шатра была отгорожена ширмой из тонкой бумаги и, судя по силуэту, там находилась ванна с человеком в ней. Мелодичный женский голос напевал что-то.
Я потрясла головой, думая, что ошиблась шатром, и уже собиралась выйти, как меня окликнули.
– Заходи, дружок, – голос был прекрасен. Спокойный и глубокий, он был разве что чуть низковат для женщины. – Сюда. За ширму.
Что-то в тоне не позволило мне противиться обладательнице этого голоса. Я шагнула за ширму и увидела в ванне обнаженную девушку. Ее красота поразила меня, лишив дара речи, я не могла произнести даже простых слов приветствия. Впрочем, купающаяся сама пришла ко мне на помощь:
– Можешь не салютовать, мой сладкий. – Леди-генерал Алайла засмеялась. – Хотя ты вроде и не собираешься. Ты ведь Лисенок, маленький ученик Атоса?
У нашего легиона была карающая длань – Атос. У нашего легиона был стратегический разум – Крамер. И, безусловно, сердцем всей нашей армии была прекрасная леди Алайла.
Многие задавались вопросом, что подвигло девушку голубых кровей изучать боевое искусство вместо вышивки и заниматься политикой вместо заключения удачного брака. Думаю, больше всего эта загадка волновала родителей Алайлы. Приближенная ко двору почившего короля семья Ризетти даже с началом гражданской войны не утратила веса в обществе. И это объяснимо, ведь процветание продолжилось. Война способствовала развитию их дела – кораблестроению и морской торговли. Для единственной наследницы рода открывались все дороги, а любящие родители готовы были поддержать любой ее выбор.
Однако мама? и папа? никак не ожидали, что в четырнадцать лет Алайла исключит из уроков пение, танцы и музыку. К их удивлению дочь наняла бродягу-капитана для обучения фехтованию, а также начала посещать городскую тюрьму Ярвелла. В казематах юная дворянка общалась с преступниками, осужденными за махинации в торговле и политике: взяточниками, ворами казны, купцами, захотевшими слишком многого.
