– Есть видеозапись – как Креван распорядился поставить мне шестое Клеймо, – сказала я, тщательно обдумывая каждое слово. – Ее-то он и разыскивает.
Он подался вперед, задрал брови:
– Есть съемка? Да, это меняет дело.
– Более того, – продолжала я. – Стражи не хотели ставить это Клеймо. На позвоночник Клеймо обычно не ставят, к тому же у них кончилось обезболивающее. Креван требовал от них полного нарушения всех инструкций – и в итоге заклеймил меня сам.
У Рафаэля чуть глаза из орбит не выскочили. Он снова встал, принялся расхаживать, думая на ходу. Я видела, как он взволнован, хотя он и старался это скрыть, – значит, у меня в самом деле имеется козырь. Имеется управа на Кревана.
Рафаэль остановился. Посмотрел на меня с сочувствием и очень грустно. Он был искренен, я видела.
– Прости меня, Селестина. Боюсь, я тебя подвел. Самый избитый киносюжет – я был уверен, что знаю все, ничего нового уже не увижу и не услышу, – и я принял поспешное решение. Не подумал, что может быть неожиданный поворот сюжета. Боюсь, я человек простой, черное и белое, правильное и неправильное: я не угощаю Заклейменных спиртным и не вправе помогать беглой Заклейменной – у меня семеро детей, я слишком многим рискую.
Кэррик замер.
– Дом снабжен высокотехничной системой наблюдения. Наш друг Креван вынуждает меня держаться все время настороже. Я увидел вашу машину издалека и, как только вас узнал, велел моей дорогой жене Сьюзен позвонить стражам.
Кэррик выругался, вскочил на ноги, сжимая кулаки, навис над Рафаэлем.
– Но, – Рафаэль выразительно поднял палец, – мы же не зря живем на отшибе. Ближайшим стражам до нас минимум час добираться, значит, у нас остается сорок пять минут на обсуждение плана. Итак, – Рафаэль глянул на Кэррика с некоторой тревогой, но в то же время забавляясь и наслаждаясь своим умом, – давайте думать.
– Пошли отсюда скорее, Селестина, – заторопил меня Кэррик, с трудом – это было очевидно – подавляя желание превратить Рафаэля в котлету.
– Мачо! – насмешливо произнес Рафаэль.
– Прекратите оба! – прикрикнула я. – Кэррик, нам нужна его помощь.
– Его помощь? – Кэррик не верил своим ушам. – Он натравил на нас стражей.
– Только на Селестину, точнее говоря. Не думаю, что они бы приехали быстрее, если бы я упомянул тебя.
Я переводила взгляд с Кэррика на Рафаэля, разрываясь. Мы проделали такой путь. Это был мой единственный план. Рафаэль Ангело – единственный адвокат, добившийся отмены приговора для Заклейменного.
– Ладно. Оставайся, – решил Кэррик. – Я торчать тут не стану. Я этому парню не верю. Задержимся тут – и снова окажемся в замке.
– Подожди, Кэррик! – Я обернулась к Рафаэлю. – Могу я поговорить с ним наедине?
– Конечно. Тик-тик-тик, – напомнил мне Рафаэль, указывая на часы над камином. Тут-то я разглядела, что вместо стрелок – руки в резиновых перчатках. Рафаэль вышел. Кэррик обернулся ко мне, руки скрещены на груди, нижняя челюсть выпятилась.
– Ему нельзя доверять.
– Что он такое сказал об Эниа Слипвелл? – с дрожью в голосе спросила я.
Кэррик попытался отмахнуться от этого вопроса, но язык тела выдал его.
Он подошел ко мне, осторожно взял за руку:
– Послушай, Селестина, сейчас не время это обсуждать.
– Самое время. Хочу знать правду.
Он вздохнул – уходили драгоценные секунды.
– Эниа Слипвелл обратилась ко мне, еще когда тебя судили. Хотела связаться с тобой. Она могла тебе помочь. Ее избирательная кампания целиком основана на твоем лозунге. «Логика и сострадание» – это твои слова, сейчас их можно увидеть на любом фонаре и билборде. Я обещал помочь ей в поисках, но это было нелегко. Твой дом, твою школу осаждали журналисты. Я не мог к тебе подобраться. Твоим делом занялась сама Пиа Ванг.
– Значит, ты отыскал меня, потому что Эниа Слипвелл тебе это поручила? – Дрожь в голосе усилилась. Я же помнила его слова, там, в коридоре, у двери камеры Клеймения: «Я тебя отыщу». Я ждала его все это время, думала, между нами есть какая-то связь, особого рода союз, а на самом деле он выполнял поручение политика.
– Постой, Селестина, дослушай, – нетерпеливо ответил он. – Эниа ждала меня у замка после суда, когда меня отпустили.
