Но подтверждений не потребовалось. Строганов так же легко проглотил и другую байку: зафрахтованная для перехода в Одессу шхуна якобы попала в шторм и чуть не потонула, причем все бумаги «камчатских портовых служащих» оказались безнадежно испорчены морской водой. Белых поверить не мог в такую доверчивость: как у них тут сейфы с секретными документами по ночам не выносят? Он проделал бы это без пистолетов с глушителями и ПНВ, на одной здоровой наглости.
Эта уверенность дала трещину под самый конец встречи. Строганов внимательно выслушал его предложение, задал несколько вопросов, - все по существу дела, - вызвал адъютанта и надиктовал письма для одесского генерал-губернатора и начальника порта. И, пожимая на прощание руку, сказал: «Желаю вам, сударь мой, чтобы ваши противники были столь же беспечны как и мы, наивные провинциалы!»
С тем и расстались. Белых отправился на Молдаванку, на ходу размышляя, кто, собственно, кого обхитрил.
***
На следующий день Белых встретился с Ефросиньей Георгиевной. Он колесил с ней по Одессе, жал ручку, отпускал комплименты, восхищался видами города и остроумием собеседницы. А под вечер оказался здесь, на верхних ступенях огромной лестницы. Той самой, что станет известна всему миру после фильма Эйзенштейна.
«А может и не станет, - напомнил себе капитан-лейтенант. - В конце концов, мы тут историю меняем, или семечки лузгаем?»
Семечки здесь продавали на каждом углу - тыквенные, арбузные подсолнечные, жареные, соленые и еще бог весть какие. На парадном Николаевском бульваре, в тенечке, подальше от Дюка и потного, скучающего городового, - с полдюжины баб, с корзинками, наполненными сыпучим товаром.
- ...семачки, семачки!..
- ...полушка жменя, жареныя, соленыя, крупны-я-я-а!..
- ..мадам, с горкой сыпьте, с горкой! Не жмитесь, с собой на тот свет все одно не возьмешь...
- ...копейка за три жмени тыквенных? Это больно...
Белых неторопливо, как и полагается приензжему, обошел вокруг памятника. Английского ядра в цоколе не было, вместо него щерился свежими сколами гранит. Чугунную заплатку с символическим шаром поставят, надо думать, не скоро. А может и не поставят вовсе - кто знает, как что будет со здешней историей после их вмешательства?:
***
- Что же вы, Жорж? Невежливо заставлять даму ждать!
Ефросинья Георгиевна стояла на верхней ступени лестницы, и за спиной у нее открывался вид на Практическую гавань. Мачты, реи, путаница такелажа - прямо гриновский Лисс, подумал Белых.
Правда, Фро не слишком похожа на Ассоль. И годами постарше и девичьей наивности не наблюдается. Женщина с прошлым, как раз в его вкусе.
Грандиозная лестница каскадами стекала к гавани. Он не раз бывал в Одессе, и хорошо помнил каштаны, окаймлявшие парапеты, спуск на Приморскую улицу и сплошные крыши пакгаузов за ней. Тут все иначе. Ставший в будущем пологим, склон обрывается серо-желтой известняковой кручей от парапета Николаевского бульвара, так что лестница, - это, по сути, наклонный многоарочный мост. По обе стороны от него пустыри с редкими кустиками, да торчат кое-где разномастные домишки. Привычных чугунных фонарей на площадках нет; подножие лестницы упирается в «Купальный берег» - узкую набережную, за которой высится лес мачт.
Лестница еще не стала «Потемкинской - сейчас ее называют лестницей Николаевского бульвара, Ришельевской, Портовой, Большой, Каменной - кто как. И неизменно шутят, что Воронцов построил лестницу для того, чтобы бронзовый Дюк мог, когда вздумается, прогуляться до моря.
***
- Кстати, сударыня, давно хотел спросить: а зачем вас понесло из Аккермана на «Воронцове»? Война же, моря неспокойны?
- Велика радость - трястись по степи в экипаже! Шестьдесят с лишним верст в дороге - да и какие это дороги? Пылища, ухабы...А на пакетботе - и удобства и общество. Я ни раз бывала в Аккермане и всякий раз добирались по морю. Вы бы знали, какой там рай, особенно, после душного города!
По мнению Белых, никакой духоты в Одессе не было. Жара, конечно, пыль, но повсюду зелень, воздух чистый, никаких автомобильных выхлопов. Разве что печным дымом попахивает...
Но его мнения не спрашивали - следовало кивать и соглашаться. Ефросинья Георгиевна легко, будто на ступеньку
