оказался транспортом «Ирмингард», не раз удиравшим от русских кораблей.
Упускать хитрого турка не хотелось, и флотское командование дало старт давно задуманной операции. На этот раз по Зонгулдаку решили ударить с воздуха.
Через три дня, пятого февраля, «Поспешный» и «Громкий», форсируя обороты, понеслись к Зонгулдаку. Им предстояло отстучать кодом Морзе прогноз погоды для ожидающих в Севастополе кораблей.
Авиаматки «Алмаз,» «Александр I» и «Николай I» вышли в сопровождении целой эскадры: крейсер «Кагул», миноносцы «Заветный» и «Завидный» (угольные старички доцусимской постройки), и новенький линкор «Императрица Мария». Но главный удар предстояло нанести не ее двенадцатидюймовкам. В двадцати милях от Зонгулдака авиатранспорты выпустят гидропланы - и посмотрим, как запоют османы, которые, как полагали российские пилоты, видели такую технику только на картинках!
Лихие мичмана и лейтенанты ошибались. Когда летающие лодки одна за другой пробили низкую облачность и вышли на цель, их встретил зенитный огонь. Турецкие батареи крыли шрапнелью на предельных углах возвышения; уклоняясь от ватных комков, испятнавших небо над гаванью, пилоты вынуждены были набирать высоту. В «Ирмингард» угодила только одна бомба из трех с половиной сотен, но хватило и ее - пароход загорелся и сел на грунт прямо у причальной стенки. Рядом весело пылала парусная шхуна, занялись пожары и на берегу. Лейтенант Реймонд фон Эссен, командир авиаотряда «Александра I-го», на обратном пути даже запел - до того весело стало на душе после лихого дела. Концерта, правда не получилось - единственный слушатель, летнаб Кобылин, вряд ли разобрал что-то за тарахтеньем стосильного «Гном-Моносупап». Лейтенант слегка погрустил по этому поводу - петь он любил, хотя и был, по общему мнению, начисто лишен слуха, - и принялся сочинять рапорт:
***
***
Летающая лодка с большими белыми цифрами «32», на носу, пристроилась к аппарату Эссена. Сидящий слева в кабине, наблюдатель, прапорщик князь Лобанов-Ростовский, сорвал шлем и помахал командиру отряда. Эссен в ответ качнул плоскостями. Прапорщик улыбался во все тридцать два зуба; набегающий поток воздуха трепал русую шевелюру. Экипаж «тридцать второй» сегодня герои дня - это их бомба разворотила палубу парохода возле дымовой трубы.
За «тридцать второй» к фон Эссену пристроились и остальные. С трех авиаматок для удара по Зонгудлаку сгрузили на воду семнадцать летающих лодок М-5. Три не долетели, сели на воду из-за поломок, и теперь экипажи куковали, покачиваясь на мелкой черноморской зыби, в ожидании миноносцев. Сейчас за командирским гидропланом неровным строем пеленга шли тринадцать аппаратов. Задание выполнено, и выполнено блестяще - домой!
III
Комната ничем не походила на Дронов кабинет. Там - привычная контора, мебель советских времен, крепкая, скучная, способная вызвать ностальгию у представителя моего поколения. Здесь же - просторный, низкий зальчик без окон, освещенный скрытыми в стенах светодиодными лампами; на прозрачных, из закаленного декоративного стекла, столешницах соки, «черноголовский» тархун, блокноты в коже с символикой МО и ФСБ. Одна стена целиком занята плазменной панелью.
Погоны носят двое - коренастый, краснолицый генерал-лейтенант с авиационными петлицами и невыносимо элегантный капитан первого ранга. Оба демократично сняли кители и оставались в форменных рубашках. Обстановка радует неформальностью, словно я оказался в конференц-зале делового центра, а не в самом сердце главной спецслужбы страны.