так можно было выразиться. А значит, станция была не такая уж и заброшенная! Значит, люди здесь все-таки бывали, и… Это была почти победа!
А может, поезд останавливался и кто-нибудь вышел?
– Эй! Помогите! Люди! Есть тут кто?! – снова заорал он, тряся решетку. – Мы здесь! За решеткой у диспетчерской! А-а-а! Помогите!
Эхо криков постепенно затихло в сумраке вестибюля. И в ответ – ничего. Пустота. Только шум и свист вентиляции. Обескураженный Пашка сполз обратно на картонки. Ну почему такая невезуха?..
Поначалу он хотел было побежать и сообщить о случившемся девчонкам, но потом тревожить их передумал. Взволнованный, Пашка долго не мог уснуть, вслушиваясь в гул вентиляции, но в конце концов уступил чарам Морфея и забылся тревожным сном.
– …Паша! Паша! Очнись! Вставай!
Разноцветные круги, гул, головокружение…
– Паша, ты жив?! Ответь, пожалуйста!
Тошнота. Кажется, его сейчас вырвет… В висках молотом стучала кровь. Почему так трещит голова? И рука – жутко болела правая кисть. Перелом? Откуда?!
– Паша! Вставай! – кричал кто-то над ним. – Смотри, он жив, жив! Может, надо сделать искусственное дыхание? Алина, давай, ты же курсы медсестер проходила!
Почему ничего не видно?
– Э… кто тут?.. – через силу промычал Пашка, еле разлепив сухие губы. – Цветные пятна и круги не прекращали плясать и вращаться. Но шум в ушах немного стих.
– Ты видишь меня, Паша? Видишь? Дыши, дыши!
Кажется, голос принадлежал Алине.
– Да… – промямлил он и кое-как открыл правый глаз.
Что такое происходит?! Свет резал, и он прищурился.
– Слава богу! – сказало голосом Алины светлое пятно, склонившееся над ним.
– Паша, ты наш герой! – Это была Тамара, но ее он не видел. – Спаситель!
– Это точно! – подтвердила Алина.
Пашка открыл второй глаз, с трудом повернул голову вбок и понял, что лежит в кладовке на пологом склоне мусорной горы, которую они уже успели прозвать Монбланом. Голова раскалывалась, под глазом саднило, да и спине, кажется, досталось. Сознание медленно прояснялось.
– Что такое? – удивленно спросил он. – Что произошло? Как я тут… оказался?!
– Ты ничего не помнишь? – дрожащим голосом спросила Алина. – Ты не помнишь… этого?
– Чего? – Он скосил глаза в другую сторону и похолодел.
Было от чего.
– Твою ж мать!.. – Пашка попытался встать, но картон под его ногами разъехался, и он бухнулся обратно.
У двери лицом вниз в луже крови лежал труп мужчины. Серый плащ, высокие сапоги с подковками, длинные седые волосы, перевязанные ленточкой, высокий и худой. Одноус?! Нет, вроде не Одноус, кто-то другой… Пашка, моргая, силился понять, что происходит. Его, Пашку, вырубили ударом? А почему он ничего не помнит?
– Вот, – почему-то с виноватым видом Алина протянула ему какую-то штуковину, напоминающую толстый короткий фломастер. – Они в тебя этим пальнули.
Парализатор! Больше и толще, чем тот, который был у Пашки, но очень похожий. Сомнений не оставалось – он ощущал на себе последствия удара парализатором, возможно, более мощным. В отличие от Джимми, Пашка не помнил буквально ничего после того, как уснул ночью, да и встать пока никак не получалось – ноги не слушались, голова кружилась, перед глазами плавали черные точки.
Он машинально взял устройство и снова уставился на мертвого незнакомца:
– Кто его… так?
– Ты, – коротко ответила Тамара. – Не вспомнил?
Пашка отупело помотал головой – воспоминания этого утра были ему недоступны. События же развивались следующим
