получились довольно слоистыми, не в плане, что дамасская сталь, а в плане, что металл получился сильно неоднородный, и он подумывал над тем, можно ли эту крицу переплавить в тигле в том же горне… Тигля, конечно, нет, но сделать его не проблема – вон Хуга попросить, тот на весь род горшки лепит и обжигает. И он обязательно попробует это, но позже… Сейчас Мишке очень хотелось сделать топор. Хотя нет, вначале молот, потом уже с его помощью топор. И может, даже не один. Ибо топор – это самый, пожалуй, универсальный инструмент, который придумал человек за всю свою историю, и наравне с ножом он нужен как вода.
Почему звание самого почётного инструмента Миша отдал топору, а не, скажем, копью? Так копья нужны, прежде всего, охотникам, как и луки со стрелами, а к ним Миша относится довольно условно. У него же лучше с дротиками получается, и вот для них наконечники он себе скует обязательно. Более того, вырежет из ветки копьеметалку получше и дротики поровнее, обрежет лишние выпуклости и сучки, да и вообще древки подтешет, чтобы были легче. Теперь, когда у него есть нормальный нож, дереву не устоять. А будет топор, так вообще… И копье – это оружие, а топор, прежде всего, инструмент, и кредо его – помогать как и в разрушении, так и в созидании.
Горн Миша обмазал заново, частично внутри, но в основном – снаружи, чтобы кладку закрепить. Дожидаться полного высыхания не стал и принялся закладывать. В этот раз ему помогали с пяток пацанят, а руководил процессом помощи старый Хуг. Он периодически покрикивал на них, иногда подпинывал, стараясь поддерживать необходимый уровень суеты. Дети сновали туда-сюда, подносили что надо и что не надо, лезли под руку. В итоге Мишка отправил их таскать из ям уголь. Работа не тяжелая, но грязная – как раз для малолеток.
Хуг не протестовал совсем, даже наоборот, с интересом наблюдая за тем, как Мишка складывает костёр через поддувало. Затем, когда он начал выкладывать послойно уголь и руду, взгляд его становился все более задумчивым. А когда костер внизу запалили и раздуваемые вначале Мишкой, а потом пацанами, меха споро стали раскалять угли, и из поддувала начали вырываться сполохи раздуваемого пламени, в них появилось и почти мистическое уважение. Когда горн прокалился почти весь и из его верхней части повалил слабый дымок, поддувало Миша залепил обильным слоем сырой глины.
Эту плавку они продолжали до самого вечера, и когда горн полностью прогорел, Миша махнул рукой: мол, разойдись. По уже полученному опыту он знал, что даже на следующий день содержимое будет ещё горячим. Что творится там сейчас, иначе как преисподней не назовёшь. При неровном свете костра дубинкой с примотанным к концу камнем расколол слой глины на поддувале, орудуя палками, стал извлекать наружу содержимое. Тлеющие остатки угля, неровные, тускло краснеющие крицы, густо обсыпанные шлаком, зола. Все это он разровнял тонким слоем по площадке, и уже потом махнул затаившим дыхание наблюдателям в сторону посёлка: пора спать.
Утром, практически с самым рассветом, Миша поднялся и заспешил к месту плавки. Настало время самого утомительного и долгого процесса во всей работе: отбития губчатого железа от шлака. Вначале он выбрал всю крицу, сложил её в стоящую поодаль корзинку, потом вымел с площадки весь шлак и разжёг в горне новый костер. Только после этого обратил внимание, что снег на улице не растаял. Не придав этому особого значения, споро раздул мехом костерок и подсыпал в него угля одной из наструганных им самим дощечек, которая неожиданно вчера превратилась в совок. Дождался, пока разгорятся и они, и положил в огонь крупную крицу.
Вначале отбил одну, потом вторую, затем третью. А потом у него раскололся каменный молот, и пришлось делать новый, так как запаса в этот раз он не сделал. И вот уже вечером, отбивая и придавая форму сваренному из нескольких кусков бруску, Миша с ужасом сообразил, что забыл проделать в нём дыру. С ужасом, потому как только что убедился, что ковать брусок – это совсем не то же самое, что ковать прут. Это гораздо более тяжелая и трудоёмкая работа. Но самое поганое – это то, что пробить дырку было нечем.
Попробовал камнем – получилось хреново, но получилось. Потом разогрел заготовку насколько смог, достал и попробовал камнем снова. Так он возился до того момента, пока на небе не взошли обе луны. Затем пришла Туя, принесла горшок каши – поесть. Миша улыбнулся ей, принял горшок и поцеловал за заботу. Поел, пока заготовка под молот продолжала раскаляться в горне, и когда та стала ярко красной, практически малиновой, вытащил её щипцами и погрузил вначале в снег, а уже потом в горшок с водой. Убрал щипцы, которые тоже по-хорошему надо переделать, и отправился спать.
Первые испытания молота показали его непозволительную мягкость. Он ковал, но при этом и плющился сам. Хотя с точки зрения удобства, веса и в целом эргономики давал каменному сто очков форы вперёд. Плющился вроде не сильно, но им пока как следует и не работали… С закалкой Миша пока экспериментировать опасался, лопнет зараза из-за чего-нибудь, и прощай многострадальный труд целого дня! Пока продолжил плющить горячие крицы каменным молотом, но проблема из головы никак не шла. Уже выковав из куска железа наконечник для копья и закаляя его, остановил взгляд на обожжённом глиняном горшке с водой и… Головоломка в голове сложилась!
