приходит с заката…
Старик приподнял бровь.
– Зачем тебе?
– Ну-у, – Мишка протянул, – они приходят на больших лодках, привозят медь, ещё много чего. Но где они живут? Какие строят посёлки? Никто из наших охотников этого не знает. Может, если они живут лучше, и стоит поучиться у них…
Койт кивнул, понимая вопросы.
– Они другие люди. Живут за соленой водой, что на закате, и приплывают на большой торг, что зимой, на одной или двух больших лодках. Меняют медь только на меха и шкуры хищников… Как они живут, я не знаю…
Старик на некоторое время задумался, потом продолжил:
– Они пьют кислую воду, от которой болит голова, и называют её вином, а разговаривают на сложном языке. Больше я не знаю. Для чего ты это спросил?
Слово «вино» звучало, разумеется, совсем не так, но Миша понял именно так: слишком близкая получалась ассоциация.
– Да так… Возможно, стоит когда-нибудь добраться до них. Посмотреть, как они живут…
Старый Койт внимательно на него посмотрел, но ничего не сказал.
На следующий день хромой Хуг, балуясь новым копьём с железным остриём, сообщил Мише, что отправил баб за красной землей, а мальчишек – жечь уголь. Но угля будет меньше, чем в прошлый раз, потому как дров осталось мало, и только по причине теплой погоды часть он может отдать Мисше.
Мишка внутренне улыбнулся. Вот так вот: налицо задействование административного ресурса. Так что, как говорится, «как только, так сразу». Будут расходники, будут и топоры, а что останется, то, уж извините, но Мишка использует по своему усмотрению.
Глава 18
– Давай… Ещё одну, и на сегодня хватит, – прохрипел Миша, вытаскивая из горна новую заготовку. Ур, хекнув, перехватил поудобнее молот и стал её плющить, как автомат. Мишка, щурясь от летящей в разные стороны окалины, время от времени поворачивал щипцы, чтобы придать раскалённому металлу нужную форму. Вскоре вытянутая полоска шириною в пол- ладони и толщиной чуть больше миллиметра, звякнув о камень, легла остывать. Оба импровизированных кузнеца, утерев пот и отсоединив мех от горна, устало поплелись по хижинам.
На улице шёл дождь, но что Мишке, что Уру, разгорячённым и голым по пояс, сейчас, после нескольких часов усердной работы, он был только в радость. Тем более что лившаяся с неба вода отнюдь не была такой холодной, как зимой. Всё, пришла весна. Довольно резко сменила унылую зимнюю морось. Буквально за неделю температура воздуха поднялась, судя по ощущениям, явно выше десяти градусов. Низкие тучи заволокли плотным слоем весь небосклон, с которого не переставая лил дождь. То просто моросил, то поливал как из ведра.
Степь, как и предупреждал Койт, да и знал каждый в посёлке, превратилась в сплошное непроходимое болото. Река начала подниматься, раскормленная кучей мутных ручейков, стекающих в неё. В такую погоду из посёлка никто особо нос не высовывал, разве что дети выгоняли недовольных овец пастись на склоны холма. Всё остальное население массово предавалось ничегонеделанию и производству будущих поколений саотов. Последнему Миша внимание тоже уделял, но основное время всё-таки проводил в кузне. Ур тоже время от времени присоединялся, что не могло не радовать Мишку. Ещё постоянно прибегал Ума, крутился вокруг, пытался помогать, но в основном мешал. Однако к нему и его постоянным вопросам Миша уже привык и теперь периодически давал ему мелкие поручения типа «принеси – подай», или же «сходи на речку, принеси вон в том горшке воды». Ещё парень наловчился точить камнями ножи и часами мог просто сидеть рядом, остря очередное лезвие. Правда, сейчас запропастился куда-то, но Ур не волновался, а значит, всё в порядке.
Миша шёл, подставив вымазанное в копоти лицо под морось дождя, и улыбался во все тридцать два зуба. Он был доволен. И не только окончанию зимы, но и тем, что грубая, однообразная работа, наконец, закончена. На железные полоски, которых за последние четыре дня они расковали целую кучку, перевели почти весь металл, и завтра можно будет заняться более интересным… А ведь до этого он сковал с десяток топоров, правда, небольших, гораздо более лёгких и компактных, чем его первый. И если тот больше напоминал традиционный современный Мишке топор с небольшой поправкой на форму лезвия и общие очертания, то этими лезвиями напоминал скорее широкую стамеску с топориным креплением к рукояти.
В хижину Миша вошёл, застав жену за делом. Увидев мокрого мужа, та скользнула в бок, взяла свернутую в углу меховую шкуру и накинула ему на плечи. Сел перед очагом на небольшую подставку, жена сразу поставила перед ним горшок с кашей. Сама же, отодвинув толстую кожаную выкройку в сторону, присела рядом, положив голову мужу на плечо, грустно смотря на огонь и привычно
