Старец пожал плечами, глядя на серебряное облако пыли, появившееся за перилами.
– Он прекрасен и спокоен. Леса, горы, моря и океаны, пустыни и поля. Дикие, светлые, населенные птицами и животными. Там нет людей, нет созданий, только чистые души. Мы рождены сотворить этот мир.
Лик продолжал молча смотреть на Азазеля. Задавать вопрос вслух не имело смысла, он напрашивался сам собой.
– Чистые, счастливые, безвольные души. Вялые, сонные, идеальные гибриды людей и созданий искусственно рождаются, проживают долгую, наполненную строго отведенной им работой жизнь и умирают умиротворенными стариками.
Ангел вздохнул и чуть улыбнулся, глядя на точную свою, отливающую серебром копию. Взмахивая огромными великолепными крыльями, копия парила над балконом.
– В мятежных душах рождается пламя и лед, глупость и разум. Они страдают и постигают мгновения блаженства, живут и развиваются. Сама жизнь на этих планетах появилась из воды и пламени, каждое живое создание рождено из пепла далекой сгоревшей звезды. Только мятежный разум способен найти решение самой нестандартной проблемы. Попадая сюда, мы обретаем самостоятельность, и создателю пришлось наделить нас мятежным разумом. Я свой выбор сделал. Правильный он объективно или нет, я не знаю. Но, глядя вот так на тебя или на нее, я верю, что выбор правильный. А зная ваше с ней будущее, и вовсе уверен, что выбор верный.
Азазель пошевелился и встал.
– Пора встретиться тем, кто следует предначертанным путем.
Стоило ангелу произнести это, как он исчез, а его место занял иной крылатый юноша.
Гавриил.
Лик узнал лицо, восстановленное недавно Марусей. Эйдолон медленно и осторожно встал. Менее всего ему хотелось спровоцировать незваного гостя на агрессию. О том, куда делся прежний собеседник, Лик пока не думал.
Гавриил не шевелился, только молча наблюдал. В его взгляде не было тепла, доброты, света или мудрости – всего того, что приписывают ангелам легенды. Рисуя его черты, Рыжик наделила их безмятежным покоем. Но даже этого не отражалось на лице Гавриила. Холодный цепкий взгляд, плотно сжатые губы с чуть вздернутыми вверх уголками – признак презрения и высокомерия. Ангел оценил окружающую обстановку, причем Лик ясно ощутил, что его тоже отнесли к обстановке, и сосредоточил взгляд на боге.
– Где Азазель?
Ледяной, пронизывающий до костей, оглушающий голос прозвучал не в пространстве, а в голове. Острым лезвием вошел под череп, причинив невыносимое страдание. Лик заскрипел зубами и согнулся под тяжестью этой пытки.
– Где Азазель? – повторил Гавриил, оглушив бога окончательно.
На этот раз боль не просто пронзила Ликурга вспышкой, она поглотила его, накрыв с головой, словно девятый вал. Кроме боли, он не чувствовал ничего. Ни того, что упал, ни того, что тихо, надрывно стонет. Не почувствовал он, как серебряный вихрь окружил его и в мгновение покрыл тонкой серебряной пленкой. Осознавать себя Ликург начал, когда в мозг проникли первые смутно знакомые потоки бесконечной веры в себя, в Рыжика и во Вселенную.
Не стало сильных и слабых, побежденных и победителей. Не стало создателей и созданий. Осталась только жизнь и многочисленные ее проявления, разбросанные по бесконечным ветвям временных цепей. Лик увидел их все. В некоторых он наблюдал себя поверженным, в других был мертв давным-давно, в иных поверженным лежал Азазель. И лишь в одной – самой яркой – смерть суждено было встретить Гавриилу.
«Уходи».
Это единственное, что мог предложить достойному воину Ликург. Ангела слишком поглотила его вера. Он не видел того, что замечал теперь Лик, и оттого был слабее. Гавриил не слышал истины, не понимал многообразия своих путей, он слепо избирал лишь один. И даже когда сама жизнь уводила его в сторону, он исправлял временну?ю цепь, принося в жертву себя и других.
«Убрать маленького бога и источник силы».
Лик с нежностью заглянул в недалекое прошлое. Вселенная всегда оберегает Рыжика. Хочет она того или нет. Не упади она с балкона, стояла бы теперь лицом к лицу с ангелом. И итог противостояния стал бы иным.
«Тебе не по силам».
Лик вновь постарался спасти ангельскую жизнь. Но тот лишь набрался большей решимости.
Эйдолон едва успел увернуться от удара тяжелых мощных крыльев. Таким ударом Гаврила вполне мог переломать ему ребра или разбить череп. Возиться долго он не желал, как не хотел уважать противника, и это ангелу дорого обошлось. Лик увидел исчезающее мгновение, где был шанс погибнуть, если бы Гавриил начал бой как мастер. Больше таких мгновений не осталось.
