– В моей голове в принципе все темное и непонятное, – не удержалась от философского комментария Маруся.
– Не важно, – отмахнулась Женя. – Важно, что воссоздать инцидент с куполом у них не вышло. Они и своих штатных подключали, и троих свободных. По нулям. Ты оказалась единственной и неповторимой.
– Логично. Как землю спасти или жизни чьи-то – это все вокруг. Как в нелепость какую вляпаться – это я, единственная и неповторимая.
Женя указала Русе на стул рядом со своим рабочим местом и прислушалась к происходящему в кабинете начальства. Там явно шла оживленная дискуссия.
– А правильных вопросов ты не задаешь. Надо было спросить, почему они тебя не забрали и не обратились лично.
Козлова едва не поперхнулась.
– А что, так могут?
– Еще как могут и делают. В договоре свободных магов есть три взаимосвязанных пункта, по которым вы обязаны в случае обоснованной необходимости, так сказать, отдать долг социуму. Неужто, думаешь, остальных троих подкупили подопытными поработать?
– Я не знала.
– Тебя спас контракт с Интерполом. А постоянный обезопасит полностью. Так что у Цверга руки связаны. С этого момента эксперимент закончился. Ты в штате. И ты, кстати, всего этого не знаешь, и я не знаю. Мы пьем кофе и болтаем о туфлях.
– Хорошие туфли. Ценные.
– Тоже так думаю. Ярослав велел тебя задержать для личной беседы, так что ты тут сидишь не праздно.
– А можно вопрос? – чуть поразмыслив, решилась спросить ведьма.
– Можно. Но не факт, что будет ответ.
– Вслух, наверное, прозвучит ужасно, но все же… Как ты оказалась здесь?
Женя смущенно улыбнулась:
– Ты первая, кто спросил.
– Серьезно?
– Серьезно. Атум – не шутка.
– Предусмотрительно. Чего обо мне не скажешь. – Маруся досадливо поморщилась. В своих пространных размышлениях о судьбе Кости и его адаптации к местным жизненным реалиям она как-то позабыла, что Ярослав – представитель древнего рода «мировых творцов» и задавать пусть и косвенные вопросы о его личной жизни попросту опасно.
– На самом деле не все так ужасно. Я же знала заранее, что тебя просветили и насчет родства, и насчет родовой принадлежности. Уж лучше б кто сразу в лоб спросил, чем за спиной в ищеек играть.
– Это да.
Женя умолкла и прислушалась к происходящему в кабинете.
– Слышишь бас?
Козлова кивнула.
– Цверг вещает. Значит, уже скоро закончат. Мне шесть лет было. Родителей никогда не помнила, жила с бабушкой. В общем, воспоминания сохранились яркие. Дергаю цветы за сараями в конце проулка, а тут он, весь такой красивый и величественный – раз и пропал. Ну я возьми и прыгни следом с криком: «Дядя, я тебя спасу». От чего спасала, честно говоря, не помню уже.
– И как? Спасла?
– Нет. Оцарапала. Он праздно по мирам бродил, медитировал, размышлял. Проход в Великие Пустоши вел…
Маруся начала смеяться, отчетливо представляя произошедшее далее. Пустоши – особое место уединения и паломничества. Проходы образуются в Пустоши самостоятельно и индивидуально для всякого паломника, чьи мысли кристально чисты. В том и заключается невероятная исключительность этого отрезка суши. Паломник, бродяжа по мирам, возвращается на место медитации опять же по решению Пустоши и вновь приступает к размышлениям. Короче говоря, Ярослав проник в созданный на его пути Пустошью проход, обратился к нему лицом и, скрестив ноги, опустился на землю, собираясь окончательно очиститься духовно. Как вдруг из прохода ему на лицо с боевым кличем «Дядя, я тебя спасу!» выпрыгнула шестилетка.
– А Пустоши, сама понимаешь, только звучат приемлемо. На деле-то там дышать особо нечем и с вершины горы видно, что земля округлая! Я как увидела, так и выпустила ногти и на него верхом вскарабкалась. Он мне эту трусость до сих пор поминает.
Ведьма отставила кофе из страха просто-напросто его пролить и продолжила смеяться.
– В общем, пока он нашел, куда меня вернуть, и я прикипела, и он тоже.
