Лик снова потер лицо ладонями.
– Субординация, мадемуазель Козлова, – устало проговорил он. – Помнишь?
– Помню. Поесть все равно надо. – Она кивнула на диван возле триплекса. – Пара десятков минут – это немного.
Сил спорить у Эйдолона уже не было, к тому же из принесенных ею контейнеров пахло потрясающе. Он поднялся и отправился на диван.
Когда начальство, почти не жуя, проглотило все, что она ему накупила, Руся жестом заправского фокусника вытащила из-за пояса ром и протянула шефу.
– С ума сошла?
Она отрицательно покачала головой, упрямо на него глядя.
– Я на работе.
Ведьма продолжала держать бутылку напротив его лица. Лик еще раз устало застонал, взял сомнительное угощение, откупорил и глотнул. В целом его Рыжик, конечно, угадала. И с едой, и с анестезией, и с компанией. Ликург откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.
– Магия аптекарей тоже бессильна? – прошептал он почти без вопросительной интонации.
– Я ее уже использовала. – Руся задумчиво поковыряла ногтем обивку дивана. – Когда реконструкцию делала. Техника наша пока с такой достоверностью заглянуть в прошлое не способна.
– Спасибо, – после довольно длинной паузы и приличного количества глотков рома проговорил Лик. – Тебе лучше?
– Со мной все отлично. Мог бы и допустить до работы.
– Субординация, Рыжик. Субординация. Ты всегда забываешь строить фразы верно. Я тебя выше по должности, старше, сильнее, в конце концов. Ты можешь почаще об этом помнить? Хотя бы первые два месяца.
Лик сделал еще несколько внушительных глотков. Мыслей в голове крутился рой. Мозг продолжал анализировать, рассчитывать, искать и закипать от переутомления, а затем тут же тонуть в отчаянии. Маруся была права. Требовалась передышка. Он в ней нуждался. Лик усилием воли заставил себя не думать, поднял веки и взглянул светящимися перламутровыми глазами на непослушную ведьму.
– Слабое ты зелье принесла, Рыжик.
Руся отрицательно покачала головой и забрала у него из рук бутылку, поставив на пол подальше. Лик не сопротивлялся. Забыв на время о бедах, он неожиданно осознал, что чувствует себя измотанным, потерянным и одиноким. Почти как в юности, когда обнаружил, что не нужен ни матери, ни отцу. Они лишь делили его, словно два змия деревню. Мать делала из него идеального покорителя женских умов, отец – идеального воина. А в результате сына не знали толком. Он все постигал на личном опыте, один на один с двумя мирами искал себя. Всего добивался сам. Всегда сам.
Эйдолон вдруг нахмурился:
– Рыжик, как думаешь, я привлекательный? Не как бог, а… как создание попроще какое-нибудь.
Сказал и сам же рассмеялся, глядя в огромные, распахнутые яркие глаза. Кажется, даже веснушки на ее носу ярче стали от испытанного хозяйкой искреннего удивления.
– Ну? Чем я тебе не нравлюсь? Что во мне не так?
Руся вскочила на ноги и засуетилась.
– Вам надо поспать. Я помогу.
Она осторожно издалека постаралась подтолкнуть его в плечо, чтобы на диван лег. На самом деле у шефа уже взгляд был бессмысленным. Он уже начал видеть сны, отсюда и странные нелепые вопросы.
– Нет. Погоди. – Лик ухватил подчиненную за руку и потянул, уронив ее на себя. Руся сдавленно пискнула, очутившись в знакомых объятиях. Он почти так же ее в Пустошах тискал. Только там она не оказывалась лежащей у него на коленях.
Рыжик испугалась – это Лик понял. По выражению глаз догадался. Хрупкая, маленькая, кудрявая, медная, испуганная и молоденькая. Какого змия на этом ребенке повисли Шут, семья, мужчины, аптекари, он совершенно не понимал. Злился, что повисли, но не понимал. Он сам повис. Когда она накануне сознание потеряла и в себя не приходила несколько часов, Лику хотелось сдохнуть.
Бог закрыл глаза, наклонился и поцеловал теплые, мягкие, чуть приоткрытые в немом удивлении губы. Нежная и сладкая. Что-то вкусное и ванильное, родное и доброе. Не открывая глаз, Лик блаженно заулыбался, сжал крепче объятия, вытянулся на диване в полный рост и провалился в сон.
Маруся с минуту лежала, словно парализованная, испугано глядя в потолок. Потом честно попыталась пошевелиться. Не то
