— Человек! — взревел дракон, одним прыжком оказавшись рядом с Харном и хватая его за плечо лапой с мгновенно отросшими когтями. — За это ты мне ответишь!
Острая боль пронзила руку герцога, и он невольно зашипел, но тут же стиснул зубы, чтобы не доставлять врагу радости. А в следующее мгновение почувствовал, как мощная лапа полоснула по его рубахе, и рану обожгло каленым железом.
Бледный свет зимнего солнца вдруг стал ослепительно-ярким… и тотчас начал меркнуть, а белое пушистое покрывало, щедро расцветшее россыпью алых ягод, стремительно понеслось Харну навстречу.
Проводив гостей взглядом, Таэльмина невесело вздохнула и нехотя поднялась со стула. Уже несколько дней перед обедом она полтора-два часа занималась совершенно незнакомым прежде делом — училась управлять магическими способностями. Вот и сейчас нужно было срочно идти на тренировочную площадку, никаких послаблений в праздничные или непогожие дни новый наставник своей ученице не давал.
— Ты же каждый день упражняешься с метательным оружием, — строго заявил он, и Таэль сразу проглотила все заготовленные доводы.
Хотя девушка и старалась заниматься бросками игл и кинжалов тайно, однако укрыться от всевидящих глаз дракона и домовых было просто невозможно.
Быстро переодевшись в принесенный Илой полумужской костюм и удобные сапожки, государыня надвинула на лоб капюшон короткого мехового плаща и, никем не замеченная, проскользнула к лестнице, ведущей в заброшенный пока парк. Вдоль фасада древни уже расчистили дорожки, сложив возле одного из боковых выходов огромную кучу выкорчеванных сухих деревьев и ветвей.
Выбранную Зрадром полянку окружали заросли одичавшей малины и сирени и непроходимый бурелом. Единственным местом для коротких передышек была поставленная драконом в глубине этой полянки беседка, заодно служившая наставнику и классной комнатой.
Заветный браслет начал греться, когда Таэльмина дошла почти до выхода, и девушка встревоженно оглянулась, гадая, откуда ей ждать нападения. Но вокруг было тихо и пустынно, никто, кроме них с драконом, этим выходом не пользовался, во дворце подобных было не менее десятка.
Девушка решительно распахнула дверь и шагнула на крыльцо, оглядывая изменившуюся за ночь знакомую полянку. Теперь она казалась просторнее и праздничнее, и только две цепочки следов, протянувшиеся к беседке, портили ровное покрывало первого снега. Тень невольно нахмурилась, ранее дракон никого не допускал на их занятия и даже выходящие на эту сторону окна озаботился прикрыть плотными ставнями.
Браслет вдруг снова нагрелся, резко и сильно, и почти сразу плечо тени пронзила острая боль. Таэльмина даже зашипела от неожиданности и схватилась рукой за мягкий мех плаща. Но тут же увидела борющихся возле беседки мужчин и почти сразу поняла свою ошибку. Это была не ее рана и не ее боль, и, следовательно, один из сражающихся не мог быть никем иным, кроме Харна. Вернее, тот, который ранен.
Тень спрыгнула с крыльца и помчалась к беседке, хотя отлично понимала: ей уже не успеть разнять драчунов, как бы она ни спешила. Однако бежала все стремительнее, не отводя взгляда от сцепившихся мужчин.
Вдруг один из них упал, и тень разглядела, как второй наклонился над противником с самым решительным видом. В тот же момент зачарованный браслет обжег ей запястье нестерпимым огнем и почти сразу остыл, становясь холодным и безжизненным, как простое железо.
Что-то оборвалось в душе Таэльмины, стремительно понеслось вниз, как огромная сосулька с края башни, и рухнуло на каменные плиты площадки, рассыпаясь на мелкие осколки и рождая нестерпимо острую боль. А убийца что-то делал с поверженным врагом и пока еще был слишком далеко, чтобы можно было достать его обычным оружием.
От невыносимого горя и вскипевшего в душе гнева рука тени непроизвольно взметнулась вверх, и с пальцев тотчас сорвалось выученное за последние дни заклинание воздушного вихря.
Невидимая сила вздыбила пушистое снежное покрывало, закрутила в тугой смерч и швырнула в победителя с такой силой, что тот отлетел к стенке беседки, распластался по ней распятой для просушки шкурой и медленно сполз на обрушившийся снег.
Однако тень видела все это только краем глаза, ее взгляд был прикован к другому, неподвижному, неудобно лежащему телу. Таэльмина различала все новые подробности. Разметавшиеся по снегу так хорошо знакомые русые волосы, припорошенное не тающей белой крошкой безжизненное лицо, потемневший от крови разорванный рукав рубашки…
И в душе росло безутешное, горькое, как полынь, отчаяние.
