– Это робот, – тихо, но четко сказала Эмма. – Самый настоящий робот.
Мальчишка буквально озверел. Подскочил, ударил что есть силы кроссовкой, отчего бок Эммы взорвался тупой болью.
– Молчи, дура рыжая! – прошипел мальчик. – Все вы преступники!
– Почему робот? – не понял Жак.
Ник извернулся и что есть силы поддел связанными ногами робота-мальчика. Тот не ожидал удара, покачнулся и свалился на колени, отчего вдруг весь пошел красными пятнами, глаза у него увеличились, нос сморщился, и мальчик выдал целую очередь ругательств, таких забористых, что Эмма не все даже знала.
– Что он сказал? – не понял Ник.
– Ща узнаешь, гад паршивый, что я сказал! – верещал мальчик.
В этот момент в конце коридора послышались шаги, и перед носом Эммы остановились здоровенные военные ботинки с высокими щиколотками и толстой подошвой. В таких только делать вылазки на заброшенные космические станции.
Чтобы задрать голову и посмотреть вверх, пришлось повернуться.
Перед ними стоял робот-мужчина, высокий, гладко выбритый, коротко стриженный.
– Этих троих в изолятор. Суд состоится через тридцать минут. Решение суда будет приведено в исполнение спустя два часа после оглашения.
А дальше все понеслось с огромной скоростью. Появились еще три мужчины-робота в белой форме с золотистыми значками на рукавах и рукоятями бластеров у поясов. Эмму заставили подняться, подтолкнули и повели по коридору. Следом под конвоем двинулись связанные Ник и Жак.
За спиной остался голубоглазый мальчишка, которому первый мужчина делал выговор за жестокость.
– Мы же не люди, чтобы пинать ногами лежачих! – говорил он наставительным тоном. – Хотя мы и похожи на людей и геномы наших биотел максимально приближены к людским, но мы выше их. Мы высшая раса, а они всего лишь люди. Ты должен об этом помнить. Иначе придется загружать в тебя информацию, как в индивида, не справляющегося с обучением!
Эмма чуть не фыркнула. Загрузка информации в чипы роботов – теперь это звучит как угроза. Они что, пытаются учить роботов словесно, как человеческих детенышей? И роботы растут?
– Роботы делают вид, что они люди, – мрачно произнес Жак.
– Молчи. Никто не давал тебе права на разговоры. Иначе заблокируем рот, – проговорил конвоир и слегка подтолкнул Жака в спину.
Эмма подняла брови, но ничего не сказала. Куда их ведут? Что за суд? С ума можно сойти.
Но Эмма с ума не сходила. Она старалась запомнить расположение коридоров. Здесь все очень сильно напоминало Второй уровень Моага, такой же цвет прорезиненного покрытия на полу, такие же лампочки, такая же разметка коридоров.
Даже запахи настолько напоминали родной уровень, что на мгновение защипало в глазах. На короткий миг Эмме вдруг захотелось оказаться на Зеленой магистрали, чтобы слышались голоса детей и чтобы рядом шел Колька. И его теплая ладонь сжимала бы ее руку. И все бы было как прежде, хорошо, спокойно и безопасно.
Напрасные желания. Станции нет. Колючего нет. Зеленой магистрали больше не существует.
Эмма привычным усилием воли задвинула тоску и печаль на самую глубину сознания, прищурила глаза, подняла подбородок. Вспомнилась старая поговорка о том, что каждый выбирает для себя и каждый отвечает за себя.
Теперь все по-другому. Теперь, чтобы не превратиться в зверя, надо научиться думать не только о себе, но и о тех, кто рядом. Иначе останешься один. И тогда никого не будет рядом, некому будет сказать о своей любви.
А это самое страшное. Оказаться одному – это самое страшное. Потому что тогда даже звериная натура не спасет от бездны внутри самого себя.
Сейчас надо действовать, надо освободиться, спасти себя, братьев и Люка. Поэтому сейчас самое время вспомнить о своей звериной натуре, выпустить зверя наружу. Дать свободу, полную свободу.
Здесь, на этом уровне, нет людей. Потому можно убивать всех. Всех и каждого.
Эмма улыбнулась кончиками губ и кивнула сама себе. Она будет убивать. Совсем скоро. Роботы умирают точно так же, как и люди.
Их привели в просторную комнату, где не было ничего, кроме мягкого коврика под ногами. Белые стены, белый потолок, раздвижные двери, яркий свет. Всех троих заставили усесться на пол и закрыли двери.
– Это тюрьма? – невозмутимо уточнил Жак.
– О каком суде они говорили? – спросил Ник.
