Катя весело тряхнула головой, словно прогоняя минутное уныние и, не раздумывая больше, бросилась в праздник жизни как в омут с головой.
На небольшой, но ярко украшенной сцене музыканты в костюмах играли на гитарах, бонгах и маракасах, а зрители толкались поодаль, не решаясь выйти потанцевать. А может, просто не умели?
Невольно на ум пришла вчерашняя ночь и жаркий танец у реки. Что это? Совпадение?
Точно прочитав ее мысли, зазвонил телефон. Катя, не отводя взгляда от сцены, машинально нажала кнопку ответа.
– Да?
– Кать, я… Это Яр! Катюш… что это за музыка? Ты где? На набережной?
Звонок Ярослава отчего-то заставил ее занервничать. Впрочем, скорее всего, оттого, что она услышала в его голосе тревожные нотки и… почувствовала себя виноватой. Словно пойманная с поличным.
– Да. А ты где?
Чего уж теперь оправдываться?
– Я тоже здесь. Просто был неподалеку и решил пару остановок пройтись пешком. Видишь сцену?
– Угу. Смотрю на нее.
Катя улыбнулась. Каким-то шестым чувством она была уверена, что он появится здесь!
– Иди к ней. Я сейчас подойду!
– А ты не обидишься, если я скажу, что у меня здесь… – Катя хотела предупредить его о встрече с Ниной. По телефону все же легче. Но Яр отключился, недослушав ее. Что ж… может, удастся отправить его домой?
Не удастся!
Катя глубоко вздохнула и направилась к сцене. Ярослав подошел минутой позже. Она даже вздрогнула, когда чьи-то руки крепко обняли ее за талию, и обернулась.
– Яр! Ты меня напугал!
– Прости… – Он виновато улыбнулся, чмокнул ее в щеку и посерьезнел. – Катя, зачем ты тут? Ты одна?
– Нет, с Ниной. Помнишь, как неудобно получилось вчера? Пришлось вот заглаживать твою вину!
– Если честно, не очень помню… – Яр устало потер глаза, покосился на темнеющее небо и сжал ей запястья. – Катя. Послушай меня! Это чрезвычайно серьезно! Помнишь, десять лет назад мое раздвоение личности?
Катерина испуганно кивнула. Уж очень взволнованный был у него взгляд. И руки холодные.
– Мне кажется, что оно повторяется. У меня снова начинаются провалы в памяти! Пообещай, что в темное время суток ты будешь относиться ко мне как к постороннему человеку! И так же будешь меня опасаться!
– Яр, ты шутишь? – Катя отстранилась и потерла запястья – слишком сильно он сжал их. – Да только ночью мы с тобой и общаемся! Ты покупаешь мне вещи, мы смотрим фильмы, катаемся на мотоцикле, танцуем. Ночью мы живем! Как я могу тебя опасаться? Я только ночью тебя и вижу!
Она улыбнулась. Посмотрела в его серые глаза, в которых отразились последние лучи солнца, и в очередной раз подивилась, глядя, как вместе с уходящим светом дня темнели и глаза любимого.
– Яр? Ты только не обижайся! – Она коснулась его щеки.
Внезапно он нежно прижался к ее ладони губами.
– Обижаться? Я не умею обижаться! Я могу только радоваться! Тому, что ты здесь! Я здесь! Этому вечеру! Этой музыке… Мм… ты слышишь этот ритм? – Ярослав пощелкал пальцами и вдруг потянул ее к сцене.
Сообразив, что на этот раз он танцами не ограничится, Катя замотала головой и принялась упираться.
– Не-не-не! Я боюсь сцены!
Ярослав выпустил ее руку, но даже не обернулся и буквально взлетел вверх по ступеням. Катя, открыв рот, смотрела, как Ярослав выхватил маракасы у ошалевшего от такой наглости музыканта и принялся творить с ними такое, что музыка вскоре стихла. Все с восторгом слушали озорной жаркий ритм, созданный маракасами. Зрители, еще минуту назад стоявшие в сторонке, стали подходить к сцене и танцевать, словно весь вечер только этого и ждали.
Постепенно проснулась гитара, завелась укулеле, подхватили ритм бонги. Но маракасы были пульсом этого квартета. Катя слышала только их. Только их…
Она будто оказалась на теплом побережье, где шуршание маракасов превратилось в шорох волн, ощутила тепло южного солнца, огонь поцелуев… Все было таким реалистичным! Внезапно она очнулась, ошарашенно разглядывая танцующих людей и стоявшего рядом Ярослава.
