своими делами.
Скалы нет. Широкохвост помнит здесь гору из старых панцирей, спаянных вместе грязью и отложениями источниковой воды: она в пяти щупальцах от него поперек течения. Теперь ее нет. Не подводит ли его память? Он шлет новый сигнал. Вот же она, ровно там, где и должна быть.
Странно. Он делает шаг к скоплению панцирей.
– …ты меня слышишь? Широкохвост! – Это Долгощуп. Он выныривает ниоткуда прямо перед носом Широкохвоста и заметно взволнован.
– Я здесь. Что не так?
– Ничего, – говорит Долгощуп. – Я ошибся.
– Постой. Расскажи.
– Очень странно. Я помню, как слышу тебя возле камней, а потом – внезапная тишина. Будто тебя там нет. Помню, как шлю сигнал за сигналом и не слышу ответа.
– Я припоминаю похожее ощущение. Скала есть – и вот ее нет.
К ним приближается Гладкошкурка.
– Что происходит?
Выслушав объяснения, она спрашивает:
– Здесь не может быть отражающего слоя? Там, где горячая вода смешивается с холодной, такое случается.
– Я не чувствую, чтобы температура воды менялась, – говорит Долгощуп. – А течение здесь достаточно сильное для равномерного перемешивания.
– Послушаем, – предлагает Широкохвост. Они молча становятся хвост к хвосту, развернувшись головами в разные стороны. Широкохвост расслабляется, позволяя звукам извне выстроить в его мозге картину происходящего. Кто-то карабкается на скалу чуть в стороне – возможно, Остробрыж тащит свои горшки с теплочувствительными растениями.
Круглоголов и тихий тип болтают между собой в полукабельтове от них. Точнее, болтает Круглоголов, а его собеседник время от времени вежливо щелкает клешней. Еще двое шуршат сетями выше по течению.
Но есть еще кое-что. Что-то движется неподалеку. Широкохвост не может его услышать, но оно перекрывает другие звуки, нарушая картину. Он прикасается к ноге Гладкошкурки:
– Необычный эффект в воде передо мной, медленно перемещается слева направо.
Она поворачивается и слушает в том направлении, пока Широкохвост выстукивает то же сообщение по панцирю Долгощупа.
– Думаю, я слышу то, что ты имеешь в виду, – говорит Гладкошкурка. – Будто огромный ком очень мягкой грязи или глыба известняка.
– Точно, – подтверждает Широкохвост, – если не считать того, что он движется. Я пошлю импульс, – он изо всех сил напрягает мышцу-резонатор и посылает такой мощный сигнал, что несколько мелких плавунов замирают, оглушенные у него над головой. Остальные члены Общества бросают свои дела.
Он отчетливо слышит весь простирающийся вокруг пейзаж: тупо молчит грязь, резким эхом отзываются скалы, островки растительности звучат смазанно и приглушенно. А прямо по центру, всего в нескольких щупальцах перед ним, в воде пустота. Что бы это ни было, оно большое, почти с молодую взрослую особь, и стоит вертикально, словно пограничный камень.
Анри вошел в раж. Закадровый текст он гнал уже на ходу, временами забывая переключиться на дружелюбный и умудренный дикторский тон и разражаясь счастливым кудахтаньем. Роб тоже был взбудоражен, наблюдая через камеры, как Анри подходит к ильматарианам почти вплотную.
– А теперь мы видим группу аборигенов, собирающих пищу вокруг одного из горячих источников на дне океана. Некоторые из них используют самодельные сети для ловли рыбы, в то время как эти трое, находящиеся ближе всего ко мне, очевидно, соскабливают водоросли со скал.
– Анри, ты опять используешь земные названия. Это не рыба и не водоросли.
– Сейчас без разницы. Если понадобится, потом я наложу правильный текст. Зрители поймут меня лучше, если я буду использовать привычные им слова. Потрясающе, правда? Я мог бы потрепать их по спине, если бы захотел.
– Не забудь, никакого контакта!
– Да-да, – и снова тон медиазвезды: – Точная природа социальной организации ильматариан до конца не изучена. Мы знаем, что они живут сообществами до ста особей, распределяя между собой обязанности по производству пищи, ремеслам и обороне. Добыча,
