эшелонированную оборону, где-то в небесах реял стриж, один стоивший эскадрильи истребителей-бомбардировщиков.
– И утешить тебя мне сейчас некогда, вот беда… Работа кипит, Антоша…
– Ты работай, не отвлекайся. – Я сделал попытку улыбнуться. – А я посижу на кровати. Просто буду смотреть на тебя. Молча. Можно?
– Да, конечно…
В малой комнате были задёрнуты плотные шторы, съедая солнечный свет. Бляшки-кругляшки амулетов были разложены на гладкой полированной поверхности письменного стола. Над столом сияли развёрнутые бриды – объёмные голограммы-клавиатуры, переливавшиеся и мерцавшие огоньками. Вейла коснулась пальцами двух, и клавиши скачком раздулись, превратились в экранчики. На одном виднелись ряды пультов и склонённые головы персонала, на другом бежали колонки значков. Где-то в ЦУПе были установлены иномейские «жучки», необнаружимые для примитивной аппаратуры аборигенов, и качали информацию.
– Скажи… Разве нельзя иначе?
У неё задрожали губы.
– Можно. Спустя недолгое время эта активистка излечится. И ты сможешь на ней жениться. Сочетаться законным браком. Абсолютно законным, без подвоха браком, каких миллионы и миллионы. Она тебе детишек родит, и станете вы жить-поживать да барахло наживать. Чем плохо?
Иномейка резко повернулась ко мне.
– Только фото мои тебе придётся сжечь. Жена ревновать будет. И собственную душу бередить ни к чему – ну был и был романчик, был да забылся… чем скорее, тем спокойнее. Красивая была девка, спору нет… да чего её жалеть? Нелюдь…
– Говорят, баба дура не потому, что дура, а потому, что баба. Оказывается, это справедливо не только в отношении здешних аборигенок. Не проходит твой вариант, родная. Я ТЕБЯ люблю. Больше жизни. Так доступно?
– А коли так, не ной! – её глаза вспыхнули. – Она сама решила свою судьбу, затеяв чёрное дело! Это был её выбор, не мой!
Вздохнув, я опустился на пол и положил голову ей на колени.
– Пусть мне расплющат яйца молотком, если в твоих словах есть хоть капля неправды. Всё верно… Но всё равно погано мне сегодня. Ты уж прости…
Долгая пауза.
– Ладно, Антоша. Мне надо работать.
Ртутная лампа уличного фонаря за окном всё так же ровно изливала свой мертвенно-белый свет, но густая листва деревьев надёжно гасила его, и лишь редкие белёсые зайчики прорывались сквозь блокаду, прыгая по потолку. Вот так-то, фонарик… это тебе не зима, когда голые ветки ничего не могли противопоставить этому мёртвому свету…
Сегодня я лёг на диване, поскольку спальня была временно превращена в рабочий кабинет. Не нужно мешать, право, и так моя родная спит урывками. Сегодня тринадцатое… впрочем, уже четырнадцатое. Завтра пятнадцатое, суббота… завтра спускаемый аппарат «Вега-2» войдёт в атмосферу прекрасной Иноме. Такова легенда.
Тоненькая нагая фигурка выплыла из спальни, неслышно ступая.
– Ну что?
– М? Коррекция после отделения прошла нормально, ЦУП доволен, все зверски устали… Вот с первым аппаратом лопухнулись наши, и я не проследила – имитатор досрочно начал выдавать сигнал, так что пришлось на ходу импровизировать. Фиговый из меня куратор… шеф вломит по шее и правильно сделает… Зажги торшер, не видно ничего…
Я послушно дёрнул за шнурок, и торшер залил комнату мягким светом, приглушённым жёлто-оранжевым абажуром. Вейла, открыв «бардачок», сосредоточенно в нём копалась.
– Досрочно… а наш партбосс сегодня всех поздравлял с абсолютным триумфом.
– А то ты не знаешь ваших этих партбоссов… даже я успела усвоить… Триумф ведь для широких трудящихся масс, и притом сегодня, а про небольшую досадную мелочь, как то: досрочное срабатывание посадочной платформы, интересно знать лишь узким специалистам…
Она повернулась, держа в руках два тонких заряженных шприца. Жидкость флуоресцировала в неярком свете торшера.
– Что это?
– Включи свой телепатор.
– А словами?..