смертью, когда выживает – он не думает о своем будущем, все оставшиеся у него силы сосредоточивает на том, чтобы уйти от смерти вот сейчас, вот в эти минуты.
При всем том мы совершенно бесполезно затратили и продолжаем затрачивать на экологию много сил и некоторые средства, без конца составляем программы, вырабатываем концепции, и все это – совершенно впустую, неизвестно ради чего. Разве только ради зарплаты.
Я был членом Комитета по экологии Верховного Совета СССР. Председатель Комитета Салыков не хотел, чтобы я в нем состоял, но свое место в Комитете уступил мне Алесь Адамович.
Ну а что являли собою выборы председателя? На Первом съезде народных депутатов СССР, в перерыв, А.И. Лукьянов объявил: все желающие работать в том или ином комитете собираются, безотлагательно выбирают председателей и о “результатах” этих выборов перед началом следующего заседания сообщают ему. Именно таким образом в сельхозкомитете был избран Стародубцев, в Комитете по строительству и архитектуре – Ельцин. Везде так же. “Экологам” было указано собраться в зале заседаний левее трибуны (какой-то другой группе – правее). Мы собрались. Человек 60-70. Тут прошел слух (позже он не подтвердился), что председателем может быть избран не каждый депутат, а только член Верховного Совета. Сразу же отпала моя кандидатура – да я бы и не пошел на должность: нужно было бы оставить “НМ”.
Кто-то крикнул: “Яблоков!”. Но Яблоков тоже не был членом ВС, и ему отставка. Он сказал: “Может быть, я – заместителем?” А все это время бегал вокруг нашей толпы какой-то человечек азиатского происхождения, хватал всех за рукава: “Выберите меня! Выберите меня!”.
Кто таков? Оказался – Салыков, секретарь Каракалпакского обкома КПСС. Как бы даже и начальник Арала и аральской проблемы. За ним другие двое бегают каракалпаков (Салыков – казах), занимаются антипропагандой: “Не выбирайте этого!”. А кого выбирать-то? Никто друг друга не знает. Время истекает, перерыв кончается, а еще в буфет надо сбегать, перекусить.
И выбрали Салыкова. Могу сказать – могло быть и хуже. Салыков же в Комитете по экологии тотчас развернул такую канцелярию – будь здоров! Секретарши – класс, телефоны-вертушки, компьютеры, телефаксы, и вот начались разработки экопрограмм, проекты, обсуждения, заседания, выезды на места, вызовы с мест (десятками человек). Яблоков – заместитель – он по этому делу тоже мастак и активист, к тому же ловко умеет обходить острые вопросы (хотя бы и Арал), взял на себя, во-первых, все международные отношения Комитета, а во-вторых, заботу о живой природе – о зверях и рыбах. И те, и другие погибают, но молча, не жалуются, запросов не шлют. Я задал на одном из заседаний вопрос Салыкову: сколько уже миллионов мы, Комитет, израсходовали и где, в каком районе или городе улучшили экологическую обстановку?
Комитет – Салыков и Яблоков – воспринял мой вопрос как неприличный. Выступал я и в Верховном Совете, говорил о полной бессмысленности работы Комитета, назвал Салыкова “карманным человеком Полад-заде”, напечатал свое выступление (не без труда) в “Известиях” под заголовком “С чем я не согласен” (известинский заголовок). Результат? Никакого. Разве только тот, что Салыков получил в Москве прекрасную квартиру, а Яблоков пошел в гору (нынче – советник Ельцина по экологии и… здравоохранению!).
(Тут ВС СССР распустили, появился новый ВС РФ. Председатель Комитета по экологии ВС РФ Варфоломеев – хороший, говорят, мужик, а дело? Дело в том же состоянии: катимся в пропасть, что при Салыкове, что при Варфоломееве, что при Горбачеве, что при Ельцине, – какая разница?)
Утром и вечером у меня острое, ужасно тревожное ощущение экологической катастрофы – вот она, вот-вот, но днем захожу в салыковский комитет, он приглашает меня в свой кабинет, но я не иду (ни разу не был), иду к Яблокову. Любопытно – там офис по последнему слову, техника на технике, А.В. здесь как рыба в воде, очень деловой, его деловитость захватывает и меня, утренние и вечерние тревоги – долой, споры, разговоры, прожекты… Такая вот экологическая жизнь, такая странная и неописуемая.
Вот и “зеленое” движение заглохло в первых же побегах, и добровольные экологические общества, если и сохранились, так только как спекулятивные, на иждивении тех самых предприятий, которые больше других загрязняют и губят окружающую среду: они губят, а их иждивенцы-экологи проводят “экспертизы”, подтверждают, что все в порядке.
Экология превратилась в кормушку. Она для разных людей и людишек хлебная: никто ведь не может сказать, каким должен быть результат их деятельности, значит, она может быть совершенно безрезультатной.
Меня даже на улицах останавливали, кто – не знаю, расхваливали мою деятельность и тут же предлагали взять ассоциацию под свое (финансовое) крыло. Ну это откровенно и без обмана. Легко отказаться. А вот обмануть себя раз-другой я позволил: участвовал в открытии и презентации каких-то новых “общественных” организаций типа “Промышленная экология”. В ТВ после этого, к стыду своему, я себя лицезрел, но никогда больше о существовании этих организаций не слышал. Но ведь они существуют. Чем- то занимаются?
Еще о своем депутатстве.
Когда я пишу эти строчки, уже прошел год, как депутатство мое и всего депутатского корпуса СССР закончилось. Уже Первый съезд, чуть ли не первые его часы, внушали смутную тревогу: грядут какие-то события, с которыми мы (я) не справимся. Грядут!
Едва ли не первым намеком на это были выступления литовцев Казимиры Прунскене и Витаутаса Ландсбергиса (они тогда были не разлей-вода), которые говорили о том, что Литва должна получить экономические свободы.
Я уже выступил на съезде до этого, что-то такое сказал – точно не помню, – чуть ли не о Смутном времени (если действительно так, значит – по делу), но после литовцев еще взял слово для реплики.
Реплика: литовцам неплохо было бы не забывать, что перестройка пришла не из Литвы в Москву, а из Москвы в Литву.
Реплика вызвала несогласие многих депутатов, прежде всего тех, кто чуть позже составил МРГ (межрегиональную группу)…
В перерыв я подошел к М.С. Горбачеву.
– Михаил Сергеевич! А ведь нам надо принимать закон о порядке выхода республик из состава СССР!
– Ну вот уж чего не надо, так не надо! – ответил М.С. – Этим мы как раз и спровоцируем выход из Союза, развал Союза!
Теперь, когда Союз распался, я думаю, что так случилось бы и при наличии закона о выходе и действительно сама постановка этого вопроса в ВС способствовала бы распаду, но, с другой стороны, “развод” произошел бы, наверное, более цивилизованно и более цивилизованным и действенным оказалось бы и СНГ. Но я не утверждаю своей правоты, нет… Не знаю, не знаю: может быть, и прав был Горбачев.
Кажется, на Втором съезде слово (с места) взял Валя Распутин. Он сказал:
– А не подумать ли России о том, чтобы первой выйти из СССР?
Это прозвучало в тот момент совершенно парадоксально, но теперь-то звучит мудро. Дело даже не в том, чтобы это состоялось бы тогда же, а в том, чтобы Россия психологически была подготовлена к своей самостоятельности. Чтобы это не было бы для нее акцией сногсшибательной. Убийственной.
Я начал свою работу в Совете по латышской литературе (17 лет был его председателем) с того, что проштудировал двухтомный учебник “Истории латышской литературы” – для количественно небольшой литературы этого (для первых шагов) было достаточно.
Практически же – с участия в праздновании 160-летия со дня рождения прекрасного прозаика Яунсудрабиньша (что-то близкое Аксакову и Пришвину), на его родине, в маленькой деревушке на границе с Литвой. Меня поразил этот праздник: латышские певцы, музыканты, танцевальные ансамбли выступали весь день и всю ночь до следующего утра, а на кладбище были приведены в порядок, отмечены грудами цветов и вновь созданными надгробиями могилы предков писателя чуть ли не до десятого колена. Народа было – тысячи, руководил всем председатель сельского совета, а пьяных – ни одного (хотя латыши на этот счет мастера, но тактично удалялись с той целью куда-нибудь за несколько километров).
Я выступал. Я говорил о том, как я понимаю Яунсудрабиньша. Слушатели удивлялись: оказывается, так же, как и они.
Яунсудрабиньш в официальном ходу в Латвии не был, потому что умер в “фашистской Германии”, а
