– Теперь вспомнил, – сказал Тим.
Все в клане дампов знали, что Тим потерял память. И сам он об этом, разумеется, знал. Однако старался без крайней необходимости не выпячивать данного обстоятельства – не очень приятно, когда тебя считают тупым идиотом. С другой стороны, расспрашивать тоже приходилось. Куда деваться, если в голове, как в пустом котелке?
– Осмы, конечно же… А почему у них кислая кровь? Что?то я забыл…
– Ошмы плюютша кишлотой, – терпеливо пояснил копейщик. – Поэтому у них кишлая кровь.
– Наоборот, – сказал Гаж. – У них кишлота в крови. Поэтому они плюютша кишлотой.
– Кишлота у них в животе. Поэтому кровь кишлая. И шлюна. А не наоборот.
– Какая ражниша? И при шом тут живот? Главное, што плюютша кишлотой.
– Я понял, что они плюются, – сказал Тим. – Сильная у них кислота?
– Ошень шыльная, как… – Реж задумался, подбирая определение. – В обшем, плюнет – и вшо. Капеш тебе, пуштое мешто.
– Опасный мут, – сказал Тим.
– Опашный, – согласился копейщик. – Но раненый. Видишь, он штупает на три лапы, а шетвертую волошыт?
Тим кивнул. Картина помаленьку прояснялась. Теперь он тоже рассмотрел следы, оставленные мутантом. Они тянулись не только по земле и траве, но и по крошке черно?бурого цвета, в которую со временем превратился асфальт тротуара.
Получалось, что это следы осма, который плюется кислотой – если верить Режу и Гажу. А сам Тим не мог ничего вспомнить об осмах. Ну вот ничегошеньки.
– Ну да, – сказал Тим. – У него же четыре лапы. Как у крысопса, верно?
– Нет, не верно. – Копейщик посмотрел на Тима с легким презрением. В глазах читалось: эх, убогий. – Крышопеш ходит на шетырех лапах, а ошм на двух. Они у него, как ноги. А ешо ешть две лапы, как руки. Понял? Но шейшаш у него шыльно ранена одна нога. Поэтому он помогает шэбе руками.
– Встал на четвереньки?
– Ну да, на шетвереньки. Еле?еле ковыляет. Может, помрет шкоро. И голова нам пригодитша.
Реж многозначительно покосился на Гажа. Тот почесал лоб. Предложение Режа было понятно и, в общем?то, очевидно. Осм, конечно, не нео – по ценности их головы не сравнишь. Но противник злой, хитрый и опасный. Если раздобыть его голову, то для отчета об охоте тоже сгодится. Тем более, что мохначей они пока не нашли, и мешок для охотничьих трофеев пуст.
Так что, раненый осм вполне подходящая добыча. К тому же, он еще и один, что можно считать удачей – ведь осмы живут стаями. Этот, видимо, отбился от стаи в результате нападения. Те же нео могли на них наскочить, мохнатым все равно, кого дербанить. А этот, видимо, спасся.
– Шего тут думать, Гаж? – не выдержав долгого молчания командира, сказал Реж. – Добьем его и вшэ дела. Жаодно пожуем. А то жрать хошетша.
Гаж задумчиво кивнул. Да, тут Реж опять прав – заодно и перекусить можно. Хотя мясо осмов особо вкусным не назовешь, и это еще мягко сказано.
Живые осмы, по сути, пропитаны ядом, поэтому муты, питающиеся свежатиной, обходят их стороной. А то куснешь ненароком и окочуришься. Однако в теле мертвого осма яд быстро разлагается. И если немного подождать, то уже не отравишься. Горчит, конечно, малость и отдает нашатырем, но желудки дампов и не такое переваривают. Голод, он ведь не тетка.
Гаж непроизвольно сглотнул слюну. Он тоже сильно проголодался, чего уж тут… Наверное, сейчас бы целого котяха съел. Пусть он и воняет дерьмом. Зато в его мясе много этих самых. Как их… Колдун Ашаб как?то объяснял. Калов, что ли? Нет, не калов, калоров. Кажется.
Он почувствовал, как упали первые капли дождя. Посмотрел на небо. С севера мощным черным клином надвигалась гроза.
– Ладно, – сказал Гаж. – Давай добьем этого ошма. Зашэм добру пропадать? Как думаешь, где он шпряталша?
Копейщик с готовностью показал рукой в сторону кирпичного здания:
– Он туда пошел.
– Давай жа ним, – распорядился Гаж. – Ты первым, Тим жа тобой.
– Ага, – сказал Реж. – Только беж ражговоров, а то шпугнем. Он может быть ближко.
Он взял копье наперевес и медленно направился вдоль следов, которые вели к парадному подъезду. Некогда парадному, потому что изначально невысокое крылечко провалилось в землю и заросло травой, а вход, лишенный дверей, напоминал темное жерло пещеры. Было тихо, и лишь негромко шумели под ветром ветви деревьев.