мрачные взгляды Хара.
Вернулась я в гробовую тишину. Хорошо хоть, не в скандал! А то Хаарам со своими порывами и Разрушитель со своим кашлем и так меня здорово напугали, пусть лучше тихонько молчат.
Приняв из моих рук стакан подогретого молока, мужчина медленно небольшими глотками его выпил. Прикрыв глаза, сделал глубокий вдох и кивнул.
– Спасибо, – произнес он. – Вы двое, выйдите, погуляйте, дайте спокойно поговорить, – велел Разрушитель, и – чудо! – его действительно послушались оба. Только, поймав мой взгляд, Хар перехватил двинувшегося к выходу следователя за локоть и потянул в сторону внутреннего дворика.
– Я могу чем-нибудь еще помочь? – неуверенно проговорила я, потому что Разрушитель не торопился начинать разговор, вместо этого с задумчивым видом массируя горло.
– Что? – опомнился он и, будто очнувшись, сфокусировал взгляд на моем лице. – А, нет, это… не лечится. – Он раздраженно поморщился.
А я поняла, что никогда больше не позволю себе высказываний о его здоровье. Потому что до меня наконец дошло, в каких условиях провел этот человек все те годы, которые его считали погибшим, и что стоит за расплывчатой фразой Пира «плен его здорово покалечил». Вернее, появились определенные догадки, а подробности знать совершенно не хотелось.
Калиширская война окончилась чуть меньше пяти лет назад. Калишир, один из самых крупных наших соседей, двадцать лет назад попытался воспользоваться сменой власти в нашей стране, – отец нынешнего императора умер преждевременно, и наследник тогда едва разменял третий десяток, – но получил весомый щелчок по носу. Сначала полыхало на границе, потом уже наши войска перешли в наступление, и в итоге закончилось все сокрушительной победой Флоремтера[12].
Но, к стыду своему, политикой и государственными делами я совершенно не интересовалась, а в то время – особенно. Слишком была занята учебой и сопутствующими проблемами, чтобы переживать о событиях, происходящих чуть ли не на другом конце страны. А вот Разрушитель, если судить по возрасту – на вид мужчине было около сорока, – мог провести на этой войне всю жизнь начиная с юности. Маги его специальности, пожалуй, только в армии и встречаются, да вот изредка в сыске.
Дальше разговор пошел спокойно и по существу. Впрочем, как раз по существу я многого сказать не могла просто потому, что не знала. Но Дагор внимательно выслушал все мои предположения и рассуждения, задал несколько общих вопросов – о финансовом состоянии, о родителях, об отсутствии личной жизни. Правда, придраться там было не к чему, все вопросы были заданы исключительно вежливо, без снисходительности и насмешек.
– А могу я взглянуть на договор? – в конце концов поинтересовался следователь.
– Да, разумеется, – поскольку в самом договоре не было ничего секретного, я подошла к столу и открыла внушительный деревянный ларец, в котором хранила документы.
Вот только договора, лежавшего пару дней назад сверху стопки, не было.
Заледенев, я принялась торопливо, один за другим перебирать разнокалиберные листки, пристально вглядываясь в подписи на контрактах.
– Он пропал? – со странной удовлетворенностью в голосе уточнил Разрушитель.
– Нет, он был здесь, сейчас найду, – чувствуя себя застигнутым на месте преступления воришкой, пробормотала я.
– Не трудитесь. Копия из Дома Иллюзий тоже пропала, – мягко пояснил он. – И экземпляр дора Керца не нашли. Зато нашли вот это, – и мужчина протянул мне небрежно сложенный вчетверо лист плотной гербовой бумаги. Растерянно хмурясь, я развернула его и вчиталась в идеально ровные строчки, написанные каллиграфическим безупречным почерком.
– Я… не знала… откуда? Почему?! – Пытаясь уцепиться рукой за воздух, я рухнула в кресло. Ноги подкосились, дыхание перехватило, а перед глазами заплясали черные мушки. – Хар! – тихо прохрипела, пытаясь откусить хоть немного вдруг окаменевшего воздуха. Мушки перед глазами слились в крупные пестрые пятна, окончательно скрывшие картину реальности. Сознание почти покинуло меня, когда в легкие вдруг хлынул воздух с горьким лекарственным привкусом, не с трудом, сквозь сдавивший горло спазм, а сплошным потоком, как будто я махом проглотила порыв ветра. Резко усилившееся давление в груди вырвало из меня каким-то чудом обретенный воздух, и вновь кто-то сделал за меня горький глубокий вдох.
На этот раз я выдохнула сама и, часто-часто моргая, открыла глаза, наслаждаясь возможностью дышать самостоятельно.
– Выбирай, – мрачно проговорил Хаарам, чье лицо было первым, что я увидела. – Или ты ложишься в госпиталь, или сегодня же я нахожу тебе сиделку, или кто-то из наших переселяется к тебе, или ты к кому-нибудь.
– Хар, это…
– Это была остановка дыхания, Лель, – оборвал меня он. – И если бы я не знал, где у тебя лежит ингалятор, и не умел делать
