прибывали те, кто имел возможность с этим восстановлением помочь, — вещевики и другие маги мирных специальностей.
От работы меня благополучно освободили. Колос выписал небольшой отпуск «по уходу за больным», причем сделал это с крайне ехидным видом. Впрочем, не могу сказать, что его насмешливость меня задела. Меня вообще сейчас трудно было чем-то задеть: я чувствовала себя счастливой. Причем не просто счастливой, а счастливой запредельно, в каком-то превосходном смысле этого слова.
Невзирая на все сомнения Бельфенора, момент выписки все-таки наступил, причем случилось это всего через трое суток после попадания огневика в госпиталь. И в этот день, запоздало вспомнив об одном важном деле, я решила встать пораньше.
— Что ты делаешь? — через некоторое время отвлек меня голос проснувшегося стихийника. Подняв взгляд, я со злорадным удовлетворением поймала выражение глубочайшего недоумения в вишневых глазах.
— Доброе утро. Выполняю типично женскую обязанность, — не без ехидства гордо откликнулась я. — Проявляю заботу об отце моего будущего ребенка.
Фель растерянно кашлянул, кажется, не зная, что на это ответить, а я продолжила неторопливо орудовать иголкой и ниткой.
— А… — наконец неуверенно попытался возразить он.
— Не думал же ты, что одежда пострадала меньше, чем ты сам? — откликнулась я насмешливо. — Не волнуйся, сапоги почти целы, а штаны, белье и рубаху я залатаю. Я все-таки девушка из приличной семьи, и положенными навыками владею неплохо. Вещевиков свободных, увы, нет, но постараюсь сделать не хуже, — сообщила невозмутимо, стрельнув взглядом в светлого. Тот сидел неподвижно и разглядывал меня с непонятным выражением в глазах, потом усмехнулся как-то устало и обреченно и проговорил с расстановкой:
— Парадокс. С одной стороны, хочется сказать спасибо за заботу, и я понимаю, что действительно должен это сделать. Но с другой стороны, очень хочется перегнуть тебя через колено и хорошенько отшлепать.
— Фу, как грубо и недостойно высокородного Перворожденного, — с ехидным укором протянула я. Бельфенор недовольно скривился, но вместо ответа попросил:
— Иди сюда.
— Шлепать будешь? — полюбопытствовала, но рукоделие отложила и перебралась под бок к Фелю, сопровождаемая его взглядом и молчанием. Он собственническим жестом подгреб меня поближе, крепко обнял, прижал к груди. Сидеть в таком положении было не слишком-то удобно, но терпению способствовало любопытство: реакция стихийника показалась не то чтобы совсем неожиданной, но все равно интересной.
— Издеваешься, да? — со вздохом пробормотал светлый.
— Есть такое дело, — легко созналась я. — Я же помню, как ты кривил физиономию, разглядывая мое платье, не могу не припомнить при таком удобном случае. Но я, впрочем, не только из мести занялась починкой, с одеждой у нас действительно все пока… плохо. Поставки продовольствия кое-как наладили, а с этим трудно. Во время войны вообще, считай, одну только форму и шили, и почти все от нее здорово устали, так что лучше уж драное платье, чем новый мундир. Если хочешь, можно найти комплект, но я не решилась делать это самовольно. Вдруг для тебя собственные залатанные штаны предпочтительней целого вражеского обмундирования? Почтовое сообщение, конечно, наладится рано или поздно и можно будет получить что-то из твоих собственных вещей, но это не быстро. У тебя же есть кому написать и попросить собрать вещи?
— Форма так форма, — отмахнулся он. — Попросить прислать, конечно, есть кого, только присылать нечего. Личного и жизненно необходимого имущества у меня, кроме одежды, нет. Какие-то мелкие памятные вещи вроде наград, но я прекрасно могу обойтись и без них. Я же военный, привык обходиться минимумом вещей, я не женщина, у которой ящик драгоценностей, комната нарядов и вагон любимых зеркал со статуэтками, без которых нет жизни, — и мужчина насмешливо усмехнулся.
— Ты серьезно сейчас это сказал? И в самом деле согласен на вражескую форму? — настороженно уточнила я, чуть отстраняясь, чтобы заглянуть ему в лицо. Бельфенор выглядел хмурым и сосредоточенным, но не раздраженным и не обреченным, и это казалось странным: я ждала более ярко выраженных негативных эмоций.
— Более чем. Тилль, ну какие теперь враги, в самом деле? — Он раздосадованно поморщился. — Глупо цепляться за то, чего нет и уже никогда не будет. А жить прошлым, когда есть настоящее и, главное, будущее, — глупо вдвойне.
— Раньше ты этого не понимал? — спросила тихо.
— Раньше у меня не было будущего, — спокойно возразил он. А я в ответ на эти слова постаралась прижаться покрепче, уткнулась лицом в его шею, легко коснулась губами тонкой кожи, пытаясь без слов выразить собственную поддержку и согласие, лишний раз напомнить, что он в самом деле не один. И что я — тоже уже не одна. — Впрочем, раньше… я в любом случае понимал,
