Проснулся мужчина внезапно, от резкого толчка в спину. Поскольку лежал он на боку, лицом к стене, поспешил приподняться и обернуться, разыскивая причину пробуждения. В железном чреве мёртвой машины было уже совершенно темно, пришлось прибегнуть к чарам. Те не рассеивали мрак, но позволяли различать очертания предметов.
Ничего нового в комнатушке не было, только сжавшаяся рядом на лежаке маленькая шаманка, умудрившаяся замотаться в полотнище тонкого колючего шерстяного одеяла как в кокон.
— Извини, — тихо шепнула она, когда Хар зашевелился.
— Что случилось? — недовольно осведомился маг.
— Н-ничего, я просто… — забормотала женщина виновато, но её прервал белый отсвет и последовавший за ним громкий сухой треск, в жестяной коробке прозвучавший особенно раскатисто. От этого звука Брусника всхлипнула, дёрнулась всем телом и попыталась плотнее сжаться в комочек, очень тихо поскуливая на одной ноте. Кажется, именно такое движение шаманки его и разбудило: она банально ткнула соседа коленками в спину.
Хар тряхнул головой, сел, потёр ладонями лицо, пытаясь проснуться и сообразить, что происходит; дикарка сейчас явно не годилась в качестве источника информации. Опять блеснуло, грохнуло, а потом со всех сторон сразу послышался шелест в сопровождении мелкой барабанной дроби, и до мага наконец дошло — начался дождь. По-видимому, с грозой.
— Крыша не протечёт? — уточнил он, вглядываясь в потолок. Различить какие-либо подробности сумеречное зрение не позволяло, но сверху, по крайней мере, не капало. Пока.
— Н-не должна. — Брусника хлюпнула носом, окончательно свернувшись в клубок и укутавшись в одеяло с головой. Маг некоторое время тупо созерцал получившийся кокон, а внутри медленно поднималось раздражение.
— Тогда почему ты так дёргаешься? — мрачно проговорил он.
— Я грозы боюсь, — шёпотом созналась Руся, и теневик, не найдя приличных слов, грязно выругался себе под нос и рухнул обратно на лежак, на этот раз — лицом к женщине. Полностью игнорируя сопротивление, вытряхнул Бруснику из её «укрытия».
— Взрослая женщина, маг! Тьфу, шаман! Грома боится, — раздражённо ворча, мужчина так же бесцеремонно рывком перевернул дикарку спиной к себе, расправил одеяло, укрывая обоих, и улёгся, одну руку заложив под голову, а второй — обняв женщину. — Спи!
— А что, дождь уже кончился? — недоверчивым шёпотом уточнила та, прислушавшись к укутавшей их тишине.
— Я полог молчания поставил. Спи, сказал! — тихо рыкнул Хаггар, и она почла за лучшее отложить расспросы. Правда, уснуть вот так сразу не сумела.
Лежала, вслушиваясь в удивительно плотную, неподвижную тишину, какой не слышала никогда прежде. Даже если заткнуть уши, всё равно будет не так тихо, даже в глубоких пещерах всегда есть какие-то шорохи и лёгкие отзвуки, а здесь… Как будто совсем ничего не осталось вокруг, кроме её собственного шумного торопливого дыхания и тихого мерного дыхания Хара.
Пожалуй, если бы не последний, эта мёртвая тишина напугала бы гораздо сильнее даже самой страшной грозы, но большой сильный мужчина, кажется, одним своим присутствием защищал от всех страхов. Подумалось, что, обними он её вот так сразу, и она перестала бы вздрагивать от ударов грома, даже продолжая их слышать.
Эта гроза стала для Брусники последней каплей, переполнившей чашу дурного настроения. Женщина даже в какой-то момент тихонько заплакала от жалости к себе, и хорошо, что чужак в тот момент ещё не проснулся и не увидел этой её слабости: плакать при посторонних, тем более по глупому поводу, совсем недостойно хорошей шаманки. Это с боязнью грозы Руся ничего не могла поделать, а вот слёзы — позволила себе.
Дело в том, что в поселении её встретили… неласково. Подобрав темноволосого пришельца луну назад, она почти перестала появляться дома. Если точно, заглянула она туда всего два раза: первый, когда только перетащила рослого тяжёлого мужчину в Красный Панцирь при помощи лесных жителей, чтобы взять некоторые необходимые вещи и еду, и второй — в середине этого срока, пополнить запасы продовольствия и отнести травы, точно как вчера.
А куда ей было приходить? Там Бруснику никто не ждал. Родители умерли уже давно, Руся была у них самым поздним и, можно сказать, случайным ребёнком, и они едва дожили до того возраста, когда девочка превратилась в женщину. Нет, умерли не от старости: отец-охотник, потерявший с возрастом былую ловкость и внимательность, попал на коготь хищнику, а мать, прожившая с ним душа в душу много циклов, не выдержала разлуки и быстро ушла следом за своим мужчиной под полог Леса. Братья и сёстры давно уже выросли, и кто умер, кто ушёл жить в другие рода, а кто просто жил своей жизнью: близкое родство внутри одного рода, где все так или иначе друг другу родственники, значило достаточно мало. Обучение она тоже уже давно закончила, и наставник мало интересовался её успехами, лишь иногда нехотя отвечал на вопросы. Если мог, а последнее время это случалось всё реже: любопытная Брусника постоянно пыталась влезть в какие-то новые дебри, и старого шамана это скорее раздражало, чем
