«Не хотелось бы всю оставшуюся жизнь проходить с ней под руку», — недовольно подумал теневик. Оставалось надеяться, что со временем всё нормализуется, окружающий мир к нему привыкнет, и маг сможет обходиться без какой-либо компании. Да, он не имел ничего против общества маленькой шаманки, но сам факт собственной зависимости от кого-либо неимоверно раздражал.
Если говорить совсем откровенно, такая компания ему очень нравилась. Пожалуй, больше, чем любая другая в его не самой долгой, но очень насыщенной жизни. Брусника, несмотря на постоянное присутствие в поле зрения, умудрялась быть ненавязчивой. Каким-то десятым чувством понимала, когда мага лучше не трогать, не дёргала, не теребила, ничего не требовала, не трещала без умолку. Пожалуй, тот факт, что наткнулась на него именно она, действительно можно считать огромной удачей, реальные масштабы которой Хар ещё не осознал до конца.
А ещё за годы войны мужчина, кажется, банально устал от одиночества. Он, как показала практика, любил уединение, но… по желанию. Поработать в своё удовольствие в тишине и покое, а потом пойти развеяться в клуб, посмеяться с приятелями над какой- нибудь ерундой, выпить вина — или даже напиться.
Война же показала теневику, что такое одиночество в полном смысле. Когда в любом месте, в любой толпе тебя всегда отделяет прочих зона отчуждения; когда напиться можно только в одиночестве; когда не с кем обсудить даже погоду. Когда даже собственное отражение — уже повод для радости, потому что ты видишь рядом живого человека, и плевать, что на самом деле его нет. Карцер, из которого невозможно выйти. Пожизненный срок в одиночке — приговор пострашнее смертной казни. Даже потом, когда война закончилась, одиночество осталось с ним. Да, снаружи появились люди, которые не шарахались от него при первом же взгляде, но он оказался отгорожен от них клеткой — своей собственной маской. Люди были, но разговаривал с ними не он.
А путь через Междумирье, который по субъективному восприятию длился чуть меньше вечности, довёл это одиночество до абсолюта, и теперь… кажется, маг начал его бояться.
От последней мысли его как будто током ударило, лёгкий разряд дрожи пробежал по спине и ткнулся холодом в затылок.
А может, именно в этом всё дело?
И не Лес тревожит его своим пристальным взглядом, а тот самый страх вновь оказаться отрезанным от мира.
И едет он сейчас невесть куда на поиски какой-то Вишни совсем не потому, что хочет начать всё сначала и найти общий язык с местными жителями, а потому, что боится этого не сделать.
И постоянное присутствие Брусники рядом нравится ему именно потому, что маленькая шаманка спасает его от этого страха…
— Хар, а можно я кое-что спрошу? Ты только не сердись, — тихо спросила женщина. За это время она уже успела заварить в подогретой воде какие-то травы, разлить по двум деревянным долблёным кружкам, и сидящих людей окутал тёплый медвяный аромат, кажущийся в этой чаще гораздо более чуждым, чем даже костёр и двое путников. Хаггар, погружённый в свои мысли, едва не вздрогнул от этого голоса, но ответил, пожав плечами:
— Спрашивай. Постараюсь.
— Какая она — та земля, откуда ты пришёл?
— Она… другая, — с тихим смешком ответил он. — Людей там очень много и они, как ваши железные, живут в каменных домах и не кочуют. Только там чисто: под землёй текут рукотворные реки, которые приносят воду в каждый дом и уносят всю грязь. По улицам жители перемещаются на самоходных телегах, которые меньше Красного Панциря, но чем-то на него похожи. А есть машины, которые позволяют людям подниматься в воздух и перелетать на большие расстояния. Жизнь там пропитана магией — это похоже на силу ваших шаманов, только у неё больше граней. Маги умеют зажигать огонь без дров, менять погоду, лечить, искать потерянные вещи, людей и залежи разных металлов, мгновенно перемещаться в нужное место… в общем-то, многое умеют. Почти всё.
— А почему ты оттуда ушёл? — тихо уточнила Руся, слушавшая мужчину едва ли не с открытым ртом — она пыталась представить летучие машины и подземные реки.
— Я не ушёл, я сбежал, — неожиданно сознался он. — Потому, что если бы остался, меня бы убили. Да и… если совсем откровенно, ничто меня там не держало. Я решил рискнуть и попытать счастья где-то в другом месте. Начать жизнь сначала.
— А почему тебя хотели убить? — пробормотала Брусника.
— Я же говорил, я сделал много плохого, — пожав плечами, сказал мужчина. — В том числе, убил много людей. Вот за это.
— А зачем ты это сделал?
— Хороший вопрос, — со смешком похвалил он, помолчал несколько секунд и добавил тихо: — Если бы я ещё мог внятно на
