Я путешествую по ночам

повозки и вагоны. В окнах мелькал свет, на балконах верхних этажей стояли фигуры, наблюдая за дождливым копошением ночной жизни города.

Лоусон с клиентом стояли под красным навесом над парадной дверью отеля «Святилище», глядя на то, как мимо во все стороны снуют люди, лошади и экипажи.

— Спасибо, — выдавил, наконец, Кингсли, протягивая Лоусону руку. Тот пожал ее и заметил, что Кингсли немного вздрогнул. Ночь была теплой, но рука Лоусона казалась очень холодной. Возможно, именно поэтому он постарался как можно быстрее убрать свою ладонь от ладони напуганного человека, чтобы при этом не показаться грубым.

— Возможно, мне не стоило соглашаться на это, — добавил Кингсли, неосознанно начав тереть свою руку, которую только что уколол холодок. — Но разве у меня был выбор?

— Не было, — ответил Лоусон и при этом не солгал.

Кингсли кивнул. Лоусон в еще раз потянул сигару, выпустил дымовое кольцо в воздух и окинул взглядом улицу. Он поймал быстрый взгляд некой фигуры справа, и фигура эта постаралась спешно скрыться за углом на пересечении Конти- и Ройал-Стрит. Это был высокий худощавый человек в шляпе-цилиндре и длинном черном пыльнике. Черты лица незнакомца идентифицировать не удалось.

— Расскажите мне — рискнул спросить Кингсли, и на его лице отпечаталось выражение глубокой личной боли в смеси с профессиональным замешательством. — О вашей визитной карточке. Почему на ней говорилось: «Я путешествую по ночам»?

— Привычка, — это был взвешенный ответ. Взгляд Лоусона обратился за угол и снова наткнулся на фигуру в пыльнике и цилиндре, которая двинулась было вперед, но теперь снова попыталась скрыться.

— Определенное состояние моей кожи не позволяет мне наслаждаться солнечным светом. Я страдаю этим уже не первый год, так что попривыкнуть успел, — он слегка улыбнулся, скрываясь в облаке дыма и понимая, что сейчас кажется чрезвычайно бледным, несмотря на жилистое телосложение, а ажурный узор мелких синих вен на его висках теперь особенно бросается в глаза собеседнику.

— К сожалению, — решил добавить он. — Лечение… мне пока недоступно.

— Мне жаль, — ответил Кингсли, явно решив, что ему пора двигаться в путь. Возможно, в эту минуту он засомневался, что может доверить жизнь своей дочери почти незнакомому человеку со столь холодными руками, прикосновение которых может уколоть холодом. Казалось, этот холод до сих пор взбирается от ладони по его предплечью. — Что ж… тогда, я, пожалуй, пожелаю вам доброй ночи, сэр. То, что вы просили, я принесу к завтрашнему утру.

Уже сделав несколько шагов прочь, он замер и обернулся.

— Я не понимаю, в чем интерес этого Кристиана Мельхиора и почему это затрагивает вас и мою Еву, но… я благодарю вас за помощь. Спасибо, что делаете это для меня.

— Такова моя работа, — хмыкнул Лоусон, добавив про себя: такова моя судьба.

Дэвид Кингсли направился прочь. Он повернул налево, отправившись на северо-восток на Ройал-Стрит. Лоусон провел несколько мгновений, чиркая спичкой, чтобы вновь зажечь сигару, а одновременно проследил за тем, не появится ли из-за угла снова человек в черном пыльнике и цилиндре. Он обнаружил искомую фигуру: незнакомец, поймав быстрый взгляд Лоусона, направился вслед за уходящим Кингсли и пропал из виду.

Так, подумал Лоусон, закурив, их шпион пустился в погоню. Дальше, видимо, и мне предстоит пуститься в погоню, решил он, и тогда я посмотрю, из чего этот шпион сделан.

Он направился на угол Конти- и Ройал-Стрит и повернул налево, стараясь двигаться не слишком быстро, но и не слишком медленно, не теряя при этом шпиона из виду. Он прошел под кольцом желтого света газовой лампы, которая осветила на его лице с тонкими губами улыбку-оскал хищника.

Глава вторая

Тревор Лоусон наблюдал за двумя мужчинами, идущими впереди него по Ройал-Стрит: сначала взгляд его упирался в спину