бочек, кроме старшины, стояло ещё десятка два поджарых бойцов в броне, некоторые с проседью в бородах. Где стоит народ с Людинского конца, Данила разглядеть не мог.
– Видишь того, кто молчит и руками не махает? – спросил Будим.
– С седой бородой?
– Ага, его Гораздом Гореславичем кличут. Он главный среди охотников. Своя дружина у него, пять ладей боевых, торговые ещё есть. Говорят, вече из-за того, что он на пиру с боярином Гордятой Всеславичем поругался.
– А Гордята где?
– Вон тот, в соболиной шубе с белым воротником. Земли много имеет, говорят, даже на Северной Двине городки держит, торгует ещё. С Неревского конца. Дюже богатый муж.
– Раз богатый, чего денег ещё требует?
– А серебра много не бывает. – Будим хохотнул.
Постепенно Данила вник в суть конфликта. Горазд Гореславич взял в аренду у Гордяты под добычу три ладьи. Одна из них во время перехода разбилась. И теперь боярин требовал у охотника возмещения убытков за ладью и долю от товаров, которые были попорчены во время крушения, а ещё частичную компенсацию за «простой» ладьи. Дескать, на корабле можно было товары перевозить, а Горазд ладью утопил, да не в сражении, а по собственной глупости. Вот пусть теперь и компенсирует упущенную выгоду.
На взгляд Данилы, боярин явно нарывался.
Слева взяла напирать толпа. Будим с Данилой сцепились руками, разом поднажали – опыт строевых боёв у каждого был – и оттолкнули лезших наглецов обратно.
– На закате конные видны, – передал Жаворонок.
– Этого ещё не хватало, – сплюнул в снег Будим.
Данилу уже порядком начала доставать ситуация: полтора часа глотки дерут, а толпа всё прибывает. Чего дерут – непонятно, потому как ни черта не слышно.
Спасибо «глашатаям»: несколько шустрых парней периодически проталкивались от главных помостов и сообщали результаты переговоров. Выглядело примерно так:
– Горазд назвал Гордяту свиномордым поедателем навоза, что родился он от дохлой щуки после того, как папаша его, козёл безрогий, в речку нагадил. И если что и возьмёт Гордята от него, вдобавок к уже отданному, так это уд Горазда в свой…
Дальше Данила не расслышал из-за того, что толпа со Словенского конца одобрила эту характеристику бурным ликованием. А вот люди с Неревского дружно вознегодовали. В словенцев полетели снежки, причём с каменной начинкой, те не остались в долгу. Дали дружный залп, казалось бы, детским оружием. На самом деле снежок, спрессованный до состояния льда и брошенный умелой рукой, не менее опасен, чем камень. Данила в этом лично убедился, когда парню около него из другой сотни в кровь разнесло лицо таким вот снежком, даже без камушка внутри.
Словенцы жутко взревели, когда почуяли первую кровь в своих рядах, но в атаку пока не ринулись – ждали чего-то.
– Гордята назвал Горазда пиявкой вонючей, трусливым…
Договорить новому глашатому не дали. Один из хитрецов, что взобрался на плечи своему соседу, вдруг крикнул:
– Горазд за меч схватился…
Какой все кругом испустили крик.
«Понеслась!» – понял Данила.
– Слушай, Будим, – в самое время спросил он у соратника, – а какие тут правила есть? Там, по горлу нельзя бить или по яйцам?
– А… чего?.. – Будим весь был уже в драке, его аж трясло от возбуждения. – По причинному месту бить? Не одобряется, богам то не любо, но… как пойдёт, короче. Сам смотри.
– Ага. – Молодцова ответ удовлетворил.
Он задвигал плечами, корпусом, разминаясь, попрыгал на одной ноге, на другой – застоялся что-то, пока болтали.
А сзади уже напирали словенцы. Неревские сделали первые шаги и надвигались плотной толпой, почти строем.
– Рядом со мной держитесь, помогайте друг другу, не уходите далеко, – напутствовал напоследок Будим.
– Это мы ещё посмотрим, кто кому помогать будет, – ощерившись, ответил Данила.
Ну, словенский рукопашный бой или окинавское карате – посмотрим, что круче.
Неревские с боевым кличем подбежали метров на пять. В этом момент Данила чуть замешкался: он привык, что на таком
