Даже украшения, кольца, серьги, браслеты и гривны, вроде бесполезные вещи в этом суровом мире, а выполнены безукоризненно и служат одной цели – поражать окружающих своей красотой.
И люди здесь такие же… настоящие, и вот эта подлинность в них подкупает.
Нежные девичьи ручки обняли Данилу за грудь, нежные мягкие губы поцеловали в ухо.
– Зачем окно открыл? Или хворь какую выпустить хочешь?
– Жарко тут, – ответил Молодцов.
Звонкий смех наполнил комнату.
– С тобой каждой будет жарко, – полный желания голос, – ладный мой.
– Попить дай, – бросил Данила.
Ух ты, он уже становится типичным средневековым мужчиной: грубым и брутальным, не любящим всякие сопли.
Девушка тем временем быстренько метнулась, принесла полный кувшин холодного кваса.
– Зовут-то тебя как? – напившись, спросил Данила, он решил, что пора бы уж запоминать имена девушек, с которыми он спал. Ну так, в порядке практики.
– Улада, – кокетливо ответила та, откинула одеяло из звериных шкур и забралась в постель. Из одежды на ней были только меховые чуни – пол холодный, – тёмные русые волосы рассыпались по белым крепким плечам. Улада была вся такая подтянутая, спортивная, слишком худая и слишком высокая по здешним меркам, но Даниле как раз пришлась по вкусу. – Закрой окно, молодец, а то холодно мне, а лучше иди сюда, ублажу я тебя как следует.
Девушка встала на колени, грациозно откинулась назад, отчего её груди показались ещё больше и аппетитнее. Одной рукой она упиралась в льняную простыню перины, а второй игриво гладила себя по лобку. Волосы у неё там были мокрые, слипшиеся, под ними угадывалась алая влажная плоть. Такое зрелище ни одного мужчину не могло оставить равнодушным. Да, Улада была не промах, умела мужикам голову вскружить. Данила сглотнул, подошёл к кровати:
– Ублажишь, говоришь, будто тебе самой не нравится, что ты делаешь?
– Нравится, верно говоришь, – пылко заговорила Улада, её ладошки потянулись к мужскому достоинству Данилы, – только с другими по-разному. Иной берёт тебя как лошадь и скачет без устали, лишь бы доскакать. А ты… будто саму меня своей делаешь, так, что я готова полностью твоей стать, до самого донышка, – и уже более игриво: – И из каких же краёв ты, такой молодец, прибыл?
– Ха… А ты знаешь, что Молодец – это моё второе имя?
– Как это?
– Ну, родовое. Молодцовы мы…
– Хорошее имя, должно, богам вы любые.
– Этого не знаю.
Улада вдруг стрельнула глазами, прикрыла бюст ручками:
– Закрой ставни, пожалуйста, холодно.
Только защёлкнув засов, Данила сообразил, что беспрекословно выполнил приказ этой ловкой куртизанки.
«Ах ты, стервочка, и кто кого тут собирается поиметь?» – подумал он, повернулся – и замер.
В тусклых отблесках лучины, на ложе из звериных шкур, обнажённая женщина с растрёпанными волосами изумительными ладошками гладила свои бёдра, живот и грудь.
«Вот же… хитрая стерва. А и пофигу, ну, утритесь, всякие реконструторы и неоязычники, такого вы точно представить не могли».
Данила с готовностью кинулся в объятия горячей красотки.
В дверь шумно бухнуло, и она тут же распахнулась. В комнату ввалился Будим, растрёпанный, красный, как рак, но уже одетый. Молодцов и Улада только одевались. Смущаться и отворачиваься никто не стал.
– Даниил, хватит бока мять, айда к Путяте.
– Зачем, опять на вече, что ли? – сварливо поинтересовался Молодцов, затягивая пояс.
– Не-а. – Будим расплылся в совершенно детской счастливой улыбке. – Путята с нами окончательно рассчитываться будет. Так что поспеши, а то твою долю на всех разделим.
Будим захохотал, как будто сказал невероятно смешную шутку, и вышел.
– Приходи ещё, Молодец, я буду рада тебе.
