– Думаю, хозяин уже ужинает.
– Откуда знаешь?
– Грегор идет к нам, – сообщил я.
– И что?
– Предложит, а здесь это равносильно приказанию, присоединиться к хозяину за чашкой кофе.
Она покосилась с недоверием.
– Откуда…
– Время, – сказал я. – Валентин Афанасьевич не будет долго наслаждаться ужином. Люди такого ранга не смакуют, а просто утоляют голод и снова за работу.
– И что, ты определяешь так точно?
– Я ученый, – напомнил я скромно. – Мы помешаны на точности, так как наука вся на точности и сверхточности. Но ты можешь лежать, так будет естественнее…
В дверь дважды стукнули, я ответил громко:
– Входите!
Ингрид вскочила и принялась поспешно одеваться. Дверь распахнулась, Грегор возник на пороге, я ощутил его профессионально ощупывающий взгляд, что пробежал по всему телу. На лице почти отразилось неудовольствие, что не увидел на мне ни автомата с двумя рожками, ни хотя бы парочки пистолетов в кобурах для скрытого ношения.
– Валентин Афанасьевич готов принять вас, – сказал он, абсолютно не обращая внимания на быстро натягивающую блузку поверх торчащих сисек Ингрид.
Она спросила почти сердито:
– Поужинал?
– Да, – ответил он, – а кофе пьет на веранде. Туда приглашает и вас.
– На фронтальной или задней? – спросила Ингрид.
– Я вас проведу, – ответил он.
Вторая веранда, что с задней стороны дома, просторнее, на ней кроме стола с овальной столешницей вдоль стены с десяток крупных ваз с живыми цветами. С той стороны стола в белом пластмассовом кресле сидит хозяин особняка с чашкой кофе в руке.
Мы приблизились, он улыбнулся нам и Грегору. Тот сказал торопливо:
– Валентин Афанасьевич, вот те товарищи, о которых предупреждали. Владимир Алексеевич и его супруга Ингрид.
Стельмах сделал небрежный жест в сторону кресел с правой стороны.
– Садитесь. Не слишком далеко, а то я начинаю подозревать, что слух мой уже не тот, что прежде. Владимир Алексеевич, вы мне вполне во внуки годитесь, так что буду звать вас Владимиром, так проще.
– Хорошо, Валентин Афанасьевич, – ответил я почтительно.
Он смотрел отечески снисходительно, и хотя под глазами трёхъярусные мешки, что оттягивают кожу почти до середины щеки, проклятая гравитация, но сами глаза мудрые, понимающие, и с той добротой, что либо политик с вот таким стажем, либо в самом деле уже осточертело идти по трупам, а костюм Санта-Клауса пробует вот только сейчас.
– Я в курсе, – сообщил он, – что благодаря вашему острому уму удалось вернуть украденные из вашего института двенадцать миллионов долларов… Да-да, мне объяснили, почему посылают именно вас, вроде бы далекого от наших дел человека… Я всегда говорил, что уровень интеллекта важен во всем, а не только в рассматривании пробирок. Умный человек все делает лучше и качественнее, но, конечно, умных людей на все должности не напасешься.
Тереза вошла на веранду с подносом, на котором две большие чашки с парующим кофе и тарелка с восточными сластями.
Ингрид вскочила и помогла снять чашки и тарелку. Тереза кивнула с благодарностью в глазах и торопливо удалилась.
Стельмах продолжал нас рассматривать из-под приспущенных бровей внимательно и строго, хотя на губах по-прежнему играет доброжелательная улыбка.
– Как я понимаю, – сказал он, – вас прислали определить, насколько я сошел с ума.
Ингрид охнула:
– Что вы! Как вы можете…
Он поднес чашку к губам, а другой рукой сделал отметающий жест.
– Милая, не нужно… Я те игры знаю.
