А вот с остальными придется посложнее. С эдилом Эйхгорн отношения вроде бы наладил, королеве тоже вроде бы понравился, но камергера, кравчего и коннетабля пока что даже не встречал.
Особенно Эйхгорна беспокоил епископ. Черт уж его знает, как его задобрить. О местных верованиях Эйхгорн так и не удосужился узнать хоть что-нибудь. И он сильно сомневался, что епископа впечатлит фокус мироточащей иконы… хотя мысль неплохая, «плачущую» картину Эйхгорн изготовить сможет.
Надо только раздобыть картину.
Тем временем внизу действительно начались гулянья. В саду собралось человек пятьсот – Эйхгорн некоторое время машинально их пересчитывал, но потом усилием воли одернул себя.
Интересно, по поводу чего празднество? Похоже на деревенскую свадьбу – все шумят, горланят, хаотично передвигаются, повсюду столы с бутылками и закусками…
Эйхгорн терпеть не мог такую суету.
Ближе к середине дня с неба закапало. Начался дождь – несильный, грибной. Как оглашенный, примчался Еонек – приволок начальству обед. Эйхгорн хотел спросить, что там внизу отмечают, но паж умчался, сверкая пятками.
Дождь понемногу крепчал, но народ в саду и не думал расходиться – только частично переместился в беседки и крытую галерею, обвивающую дворец. Трое парней нещадно терзали струны музыкальных инструментов, похожих на каплеобразные гитары. Его величество король взгромоздился на стол с кубком вина и громогласно вещал что-то неразборчивое.
Эйхгорн тем временем окунул в смесь последнюю спицу и положил ее к остальным на просушку. За окнами уже хлестал ливень, но в камине пылал огонь, так что условия создались приемлемые.
К тому же дождь радовал Эйхгорна еще и по другой причине – он наконец-то смог искупаться. Его ванна вмещала двести с лишним литров – Еонек уморился бы таскать ведра по лестнице. Но голь на выдумки хитра – на крыше башни имелся водосточный желоб, а сливную трубу можно было повернуть специальным ухватом, направив поток в комнату.
Именно на этом месте стояла купальная бадья.
С горячей водой проблем тоже не оказалось. Для нагрева здесь использовали самые обычные камни. Как следует раскалить их в камине, опустить в воду – и готова теплая ванна.
Залезши в бадью, Эйхгорн ощутил себя, как в японской бане. Снаружи продолжал лить дождь, создавая удивительно уютную атмосферу.
– Хорошо, – сделал аудиозаметку Эйхгорн.
После чего окончательно расслабился и погрузился по самые ноздри. В горячей воде его быстро разморило.
– Мэ-этр, я вам у…жжин принес!.. – раздался заплетающийся голос. Люк открылся – с третьей попытки, – и в комнату вполз, буквально вполз Еонек.
В дымину пьяный.
Эйхгорн изумленно приподнял брови. Пацану же двенадцать лет. Тут так рано начинают пить?
Потом взгляд Эйхгорна переместился к подносу и стал совершенно снулым. Радостно скалящийся паж притащил, видимо, случайные объедки с пиршества. Там было надкусанное яблоко, половинка кренделя, тоненький ломтик ветчины, почти голая кисточка винограда и почему-то грязная тряпка.
Приглядевшись, Эйхгорн опознал в ней деталь женского туалета.
– Поставь на стол и выметайся, – безучастно приказал Эйхгорн.
Еонек часто закивал и уполз обратно в люк. Еще долго Эйхгорн слышал, как он ковыляет по ступенькам.
Еще сверзится, чего доброго.
Крендель и ветчину Эйхгорн съел.
Наутро паж вернулся квелый, с несчастным выражением лица. В глазах у него стояла такая смертная тоска, что Эйхгорн без колебаний пожертвовал одну из таблеток аспирина.
– Волшебное зелье, – сухо прокомментировал он. – Пей.
Еонек проглотил таблетку, с надеждой прислушался к ощущениям и явно был разочарован, что похмелье не прошло мгновенно.
– Ты что же вчера так набухался, малой? – спросил Эйхгорн. – Тебе взрослые-то разрешили?
– Так Пьяный День же, мэтр! – запротестовал Еонек. – В Пьяный День можно!
– И что же это за такой чудесный праздник, в который несовершеннолетним можно бухать? – скептически осведомился Эйхгорн. – Врешь ведь, малой.
