– У медведя! Елочных, конечно!
– А зачем, в костер их, что ли? Так дрова на это есть.
Ну, городские! Хотя чего их винить? Откуда им такой опыт, как у меня, взять?
– На голой земле лежать – простуду словим в момент, и это минимум, – объяснил я, – а лапы, то есть ветки елей, можно по себя положить и спать спокойно. Только дров в костер набросать.
– Дров… – Ильяс сладко зевнул, – дров счас принесу.
Он повернулся, вгляделся за валуны и воскликнул:
– Дров нет.
– Как нет?
– А вот так – нет!
Я подошел к месту, где все дрова лежали. М-да, точно ничего нет. Остались мелкие веточки, но толку от них.
– Пипец! Приехали.
Нет, нас все-таки сглазили. Как могли так быстро сгореть те четыре бревна, что мы с горы притащили? Надо что-то решать.
– Ладно, разберемся. Олег, фонарик ещё свет дает?
Савин достал фонарь и нажал на кнопку.
– Еле-еле.
Ладно, хоть от луны свет какой-никакой. Показываю на склон Лысого Горшка.
– Сначала нарезаем елового лапника на подстилку, а затем лезем за дровами.
Пацаны смотрят на освещенный луной лес. Им явно неохота лезть в темноту, даже заметно, что побаиваются.
– Если спать хотите, – говорю я, – то делаем как сказал. Иначе придется на камнях задницы отсиживать.
– Раз надо, – опять зевает Ильяс, – так надо. Пошли, чего медлить.
Встав на откосе чуть выше ели, мы нарезали лапника и снесли все к кострищу, а потом полезли вверх.
Подниматься по крутому склону в темноте, то ещё развлечение. Фонарик светит тускло, батареи уже мяты не раз, скоро окончательно сдохнут, лунный свет только-только пробивается сквозь еловые ветви, но даже такого света хватает, чтобы не сбиться с тропы, да и мудрено тут заблудиться – лезь прямо в гору, и все.
Полпути прошли, когда я решил передохнуть. Все-таки целый день на ногах, гудят, что твой трансформатор. Остановился аккурат у той ветки поперек тропки. Повернулся, глядя на поднимающихся следом друзей. Они вяло перебирали конечностями, будто спали на ходу. Понимаю, сам устал. Но без дров, которые мы оставили наверху, замерзнем к утру, а заболеть в начале лета не хочется.
Наконец они добрались до ветки. Вцепились и почти повисли на ней, тяжело дыша.
– Сейчас ноги отвалятся, – жалуется Женька, – Это не Лысый горшок, а Эверест какой-то.
– Нет, это Джомолунгма, – выдыхает Расулов.
– Это одно и то же, – хмыкаю я, – полезли дальше.
Все смотрят вперед и…
– Мама!
– Кто это?
И все трое шарахнулись вниз.
Я медленно обернулся и вздрогнул – на меня смотрели огромные светящиеся глаза. Но в следующий момент этот кто-то повернул голову, и я понял, что за зверь может из темноты так пялиться. Верней не зверь, а птица. Чуть выше по склону, на ели сидела обыкновенная сова, а лунный свет отражался от её глаз. Однако эта зараза напугала не по-детски. Чуть вслед за друзьями не сиганул.
– Пшла вон! – крикнул я. – Дура пернатая.
Сова моргнула и, видно, обидевшись на оскорбление, бесшумно спорхнула с ветки, моментально исчезнув в лесной темноте.
– Серег, – услышал я голос Савина, – что это было?
Не понял, где это они? Я прищурился, стараясь разглядеть друзей. Вроде от ниже стоящей ели звучало.
– Что за зверюга? – подал голос Переходников.
И только сейчас я их разглядел. Они опасливо выглядывали из-под кудрявой еловой лапы.
