пятерки с четверками были, а я, хоть и имел четвёрки, но на хорошие математические знания вовсе не тянул. Значит, Коротов специально посадил меня с Толиной. Только получилось все наоборот. Не Ленка помогла мне, а я ей. Вон, какая довольная идёт.
До кабинета русского и литературы всего-то пройти по коридору в другую часть здания. Сегодня тут непривычно тихо и пусто. Странная и непривычная тишина, как будто здание окунулось в спячку до первого сентября. Ведь что такое школа – обычное учреждение, живущее только учебным годом. Но вот заканчиваются уроки, и жизнь в нем замирает. Школа без учеников, как тело без души. Однако даже без привычного гомона ребятни тут присутствует что-то особенное, неизвестное, но жутко интересное…
Может, это писатели, поэты, математики, физики, философы в летние каникулы сходят со своих портретов и бродят по пустым коридорам и классам, наполняя здание загадочностью до первого сентября? И эту неизвестность хочется побыстрей изучить, придя в класс. Наверное, поэтому все ученики так полны энтузиазма после летних каникул.
Есть в школе что-то родное и близкое. Она как вторая семья. Наверное, поэтому уже будучи взрослыми нас так тянет сюда.
Мы прошли половину коридора, как из трех дальних кабинетов начали выходить другие семиклассники. Это с «г» по «ж» классы, у которых первой контрольной было сочинение. Одновременно сзади, из математических кабинетов вышли «б» и «в». Коридор наполнился веселым гомоном, и школа на время ожила.
– Эй, ашники, – крикнули шедшие нам навстречу ребята из седьмого «г», – кто контрольную вел?
– Директор.
– Вот черт! – настроение у вопрошающего понизилось. – Не повезло…
– Серёг, – толкнул меня в бок Савин и показал на Кигаева, только что вышедшего из кабинета.
– Постой, – придержал я за рукав Алдара, – разговор есть.
Тот дернулся, испуганно на меня посмотрев.
– Не кипишуй, – улыбнулся я, – бить тебя никто не собирается. Мы просто поговорим. Пошли…
Мы отошли в сторону и встали у окна.
– Я знаю, что это ты за забором тогда сидел, – сказал я Алдару. – Почему спрятался?
– Я слышал, как ты с физруком смахнулся, и решил не влезать. А когда ты нож в забор кинул, то просто испугался и убежал. Но потом вернулся…
– И что? Где Громозека, Вершина и Толща были?
– Они в беседке сидели. Базарили по-тихому.
– О чем?
– Громила говорил, что отомстит, подстережет тебя и отомстит, а Вершина был против. Всё на уговор упирал. Говорил, что это не по-пацански. По-пацански разбор должен быть. Потом они разругались, чуть махаловка не началась…
– Так что, получается Громозяка и Вершина разбежались? – спросил я.
Кигаев кивнул и добавил:
– А вчера вечером Вершина мне предъяву кинул за то, что подробности пацанам рассказал.
– А Толща? – спросил Савин. – Он с кем?
– Плевать на него, – оборвал я Олега и повернулся к Алдару, – как мне Вершину найти?
Тут меня толкнули.
– Эй, чё тут за дела?
Я обернулся и увидел Расулова.
– Че на пацана наехали? – сказал он, хмуро оглядывая нас.
– Никто ни на кого не наезжает, – ответил Савин.
Но Ильяс смотрел только на меня.
– Говорят, ты крутой стал, – процедил он, – с чего вдруг?
– А тебе-то что? – двинул его плечом Олег.
– Погоди, – придержал я Савина и посмотрел Расулову в глаза.
– Ильяс, мне надо просто поговорить с Алдаром. Если хочешь, стой рядом.
И повернувшись к Кигаеву, повторил свой вопрос:
– Так, как мне Вершину найти?
– Сам найдёшь, – опять вмешался Расулов, – он в четвертом доме живет. Там у пацанов местных спросишь.
