Лицо у Распутина как-то сразу окаменело, а взгляд стал тяжелый, невидящий и какой-то сверлящий, словно он пытался вскрыть, а затем заглянуть внутрь моей черепной коробки.
Какое-то время мы стояли друг напротив друга, глядя глаза в глаза, затем он заговорил глухим и безжизненным голосом, словно вещал:
– Не вижу лжи в этих глазах. Говорит твердо, не сомневаясь, будто знает все наперед.
«Транс или…»
Додумать мне не дал сам Распутин, придя в себя. Сделал шаг назад, снова посмотрел на меня, словно видел впервые, и потом просто, даже как-то буднично сказал:
– Похоже, ты сейчас правду мне сказал, мил-человек.
Мой предварительный план заключался в том, чтобы через царского медика попасть на прием к императору и попробовать его убедить в необходимости сепаратного мира с Германией. Я понимал, что, скорее всего, мне придется столкнуться с Распутиным. Даже не столкнуться, а схватиться с царским любимцем, который всеми силами постарается избавиться от новоявленного оракула. Конкурентов никто не любит. Но все получилось с точностью наоборот.
– Правду, – подтвердил я его слова.
– Только не всю. Ты же не ради меня это сказал. Не так ли?
Он оказался не хитрым шарлатаном или искусным лицедеем, каким мне представлялся, а волевым человеком, сильным своей верой. Вот только, из чего складывалась эта его духовная сила, я пока не мог понять, поэтому раскрывать свои планы пока не торопился.
«Вроде поверил мне. Почти сразу. Как-то даже странно. Мешать мне, похоже, тоже не собирается, но в союзники его записывать пока рано».
– Не ради вас, а ради будущего России.
– Коли так, поведаю я тебе свое, сокровенное. Было мне видение, которое не дает покоя уже который день. Сердце щемит, как только оно снова встает перед глазами. Мнится мне, что кровавая туча нависла над Россией-матушкой. Тень ее падает на корону нашего государя, затемняя блеск ее величия. Несет от нее смертью и разрушениями неисчислимыми народу русскому. Как понять такое?
– Гражданская война в России, – но уже в следующее мгновение понял, что он не понимает мною сказанного, и сразу решил исправить свою ошибку. – Это когда брат идет на брата, заливая родной кровью землю русскую. Так оно и будет, если не остановить сейчас войну с Германией.
– Вон оно как, а я-то думал, что это германец нас подомнет под себя. А царь?
– Не будет царя.
Царский фаворит недоверчиво покачал головой.
– Это хуже, чем мне даже виделось.
Мы замолчали, уйдя каждый в свои мысли. Так и сидели, пока в проеме двери не выросла фигура Бадмаева с заварным чайником в руках.
– Это ж надо! Гости нерадостные сидят! Ничего, сейчас чайку горячего попьем, взбодримся!
Судя по тому, что Бадмаев ничего не стал спрашивать, его уход на кухню был заранее запланирован для того, чтобы дать Распутину время для разговора со мной наедине.
Аромат свежезаваренного чая поплыл над столом, неожиданно напомнив запах летнего луга в солнечный полдень. Я даже не успел понять, откуда мне в голову пришла подобная ассоциация, как Распутин похвалил хозяина:
– Хороший ты чай, Петр, завариваешь. Не только нутро, но и душу греет. А какой ароматный!
Разливая чай и пробуя варенье, мы какое-то время перекидывались ничего не значащими фразами, словно только для этого и собрались за столом. Все, что мне надо было, я сделал, поэтому, выждав для приличия какое-то время, стал прощаться. Вслед за мной сразу засобирался Распутин.
Выйдя на улицу, я предложил:
– Может, немного прогуляемся. Нам, похоже, есть о чем поговорить.
– Речь у вас, Сергей Александрович, необычная, слишком правильная. Вы словно учили наш язык, перед тем как прибыть из дальних стран. Мне доводилось говорить с чужеземцами, так они вроде вас говорят. Но вы русский. Я вижу.
«Блин! Подметил, а главное, сделал правильное логическое заключение».
– Хотите объяснений?
