о гладких яйцах с младенчиками, о том, как текла кровь из груди Оранжевой-как-Солнце, и о той боли, которую она чувствовала, когда дети клевали её грудь. Я спела о ястребе, внушающем страх, о его грозных криках и великой битве, в которой хищник утратил драгоценный глаз. Я спела о коварном коте и потерянном супруге, о новой любви с синим хохолком. Я спела о всех яйцах, всей крови и о пустой груди, что поёт на исходе дней.
Я слетела с горы, держа в руках клюв Оранжевой-как-Солнце, и на нём была маленькая дырочка, оставшаяся после сражения с ястребом. Благодаря ей мне удаётся издавать самые нежные, надломленные и печальные ноты, на какие способен любой клюв. Я привязала его к лицу и начала заниматься своим ремеслом.
Через несколько лет после этого ко мне пришли женщины, плакавшие как удоды о своей подруге, чьё бездыханное тело они несли на похоронных носилках из носа корабля. У умершей были белые волосы, и она улыбалась. Я внимательно слушала, пока они рассказывали историю её жизни. Потом взяла тело в своё обычное место, спрятанное в забытом пустом краю у маленького озера, где меня никто не побеспокоил бы годы, которые точно понадобились бы, чтобы взрастить погребальную песнь этой женщины. Но её подруги мне хорошо заплатили, и я принялась за дело, превращая тускнеющий труп в историю. Он пах сладко, будто и не труп вовсе, а как розы и ладан, хотя тебе, наверное, смешно такое слышать. Я многое узнала, пока мёртвая медленно превращалась в ничто. И хотя её тела уже нет, по-прежнему создаю её погребальную песнь. Прежде чем оно рассыпалось в прах, я случайно заметила большие погребальные носилки на воде – к моему удивлению, на них лежал скелет с головой дряхлого старого лиса, чья шерсть когда-то была рыжей.
Сказка Танцовщицы, что спустилась в мир мёртвых
(продолжение)
– Я пробыла здесь так долго, так много лет, что другие гарпии забыли про меня.
Женщина раскрыла длинные складки своего плаща, и я увидела, что тело гарпии, покрытое коричневыми перьями, полностью вросло в землю. Теперь не осталось почти никакой разницы между перьями и листьями, её ног совсем не было видно. Она вырастала из грязи, как коренастое дерево.
Гарпия коротко рассмеялась и снова закрыла полы плаща.
– Я говорила, не стоит на это смотреть. Я была здесь так долго, что земля поднялась и приветствовала меня, и мы с ней подружились. Я питаюсь землёй, как куст, и странные корни этого места позаботятся о том, чтобы мне хватило времени для завершения погребальной песни. Плащ растёт будто листва, и моё лицо превратилось во что-то вроде коры. Но, даже не прекращая работы, когда грязь поднялась, чтобы выслушать мою юную погребальную песнь, я начала ощущать дуновение от других тел из пещеры, начальные ноты других погребальных песен, которые умоляли взрастить их. Я поняла – хоть и не сразу, ведь я говорила, что была далеко не лучшей ученицей? – где меня угораздило свить гнездо. Однажды меня прервали, когда я трудилась над погребальной песней девушки-лисы, и попросили разрешения войти в пещеру. Сначала я думала, что мне безразлично, кто и куда идёт, но потом, поняв истинную суть пещеры, которая представляет собой что-то вроде двери, решила, что будет справедливо взимать плату.
– Какую плату?
Гарпия ухмыльнулась.
– Есть только одна плата, которую принимают мёртвые: кровь. Это всегда кровь! Удоды, газелли, Звёзды. Пронзи свою грудь клювом и пролей кровь ради голодных.
Моя рука взметнулась к груди.
– Что там? Как выглядит Остров Мёртвых?
– Откуда мне знать? Я не умерла, а вросла в землю. Может, туда отправилось Небо, чтобы скрыться от своих детей? Или это его обратная сторона? А может, просто другой край с другими законами и обычаями? Никто не говорит Слезе, она просто хранительница врат.
– Тебя зовут Слеза?
– Я проливаю слёзы всю свою жизнь, но не ради себя. Это моё имя и моя суть.
Я вытащила нож из ножен, она – миску из теней. Я помедлила, а потом сделала надрез на коже своей спины и позволила соку течь в металлическую миску; он был золотым и густым, как желток. Слеза вскинула брови и широко улыбнулась, словно ребёнок, которому показали что-то новое. Она широко развела полы своего плаща, чтобы дать мне пройти. Войдя во тьму, я почувствовала, как её перья касаются раны.
Сказка о Переправе
(продолжение)
