почву как когда-то в мою кожу – они побежали прочь, двигаясь всё быстрее и быстрее. Я крепко прижала к себе Маджо всего на миг, и её лицо растворилось в моих слезах, будто ствол огромного дерева, а потом, просушив глаза, я погналась за ними с восторженным воплем.
Я лишь раз оглянулась на бегу – вскоре мне пришлось нестись со всех ног – и увидела, как Маджо уходит с домиком на спине, будто нелепая черепаха. На этот раз мне показалось, что её пятки серебрятся, словно волосы старой женщины.
Сдвоенный след солёных слёз быстро исчезал вдали, или, быть может, это солнце морочило мне голову. Я бежала по следу почти час, ныряя под ветви и прыгая через корни. Это была восхитительная охота! Наконец они остановились и разделились, обогнув с двух сторон необычное дерево.
Поначалу я даже не поняла, что это дерево. Капли света Итто росли, огибая его, пока не превратились в ров глубиной по колено, наполненный водой, которая тихонько волновалась в сумерках. Над этой водой-не-водой высилось дерево, походившее на скопление корабельных обломков, из которых сложили ствол, ветви и корни, утопавшие в заполненном слезами рву. Из ствола сердито торчали бушприты; мачты и кили переплетались; тут и там виднелись рули и буны из яркой древесины, рыжей и золотой. С одной стороны дерева красовался громадный дубовый полубак, а по всей длине ствола попадались гладкие штурвалы, вращавшиеся на ветру. На ветвях имелось совсем мало тусклых зелёных листьев – взамен они были увешаны линями, такелажем и парусами, которые путались в «вороньих гнёздах» на самом верху. Ленивый бриз то надувал их, то позволял безвольно обвиснуть. Лес наполнили шелест парусов и скрип древесины. В центре ствола была носовая фигура, с которой из-за солнца и соли слезла краска: морская коза с закрученным хвостом и поросшими шерстью грудями, завитком бородки под нижней челюстью и руками, упиравшимися в помесь дерева и корабля, а также с большими глазами, чей взгляд был обращён к небу, и раскрытым ртом.
Древесина оказалась тёмно-красной и блестящей, её волокна напоминали кровеносные жилы.
Пока я стояла и таращила глаза на Древокорабль, носовая фигура медленно перевела взгляд с неба на меня – её глазные яблоки перекатывались в глазницах, словно камни на склоне горы, – и заговорила.
– Это ты? – тихо спросила она голосом, подобным шелесту листвы или парусов.
– Нет, – сказала я. – Думаю, нет.
– Ох. – Носовая фигура тяжко вздохнула. – Опять. Я уже привыкла. Когда я была ростком, считала, что он может прийти в любой день. А теперь… – Она осеклась и от изумления затрепетала всеми тимберсами: – Это что, морская вода?! Настоящая? Из порта, полного пьяниц, воров и сыновей корабельных плотников? Набранная у причала, где видимо-невидимо краболовов с сетями, похожими на браслеты великана? Это и впрямь она?
– Нет, – ответила я. – Это всё, что осталось после смерти Звезды: кровь-не-кровь, свет-не-свет, вода-не-вода.
Лицо носовой фигуры обмякло, насколько вообще может обмякнуть дерево, и по её щекам полился древесный сок. Она заговорила, обращаясь ко рву, огибавшему Древокорабль:
– Итто? Итто? Видишь, какой большой и высокой я стала? Настоящий корабль, а не дурацкий сломанный плот. Ты ведь гордишься мною?
Я решила, что сделала всё, что должна была сделать, и никто из знавших Звезду не смог бы просить меня о большем. Повернулась, чтобы уйти, оставив Древокорабль наедине со слезами.
– О, подожди, прошу тебя!
Носовая фигура потянулась ко мне, словно вот-вот должна была оторваться от дерева и упасть в мои руки. Но Древокорабль двинулся следом за нею, и скрип сделался громче, сопровождаемый скрежетом ржавых блоков бегучего такелажа. Я забралась на выдававшийся из земли киль-корень.
– Я тут.
Она зарделась – красный цвет древесины сделался ещё гуще и кровавее.
– Спасибо тебе за воду, – сказала она. – Мне бы хотелось тебя отблагодарить, хотя ты никогда не вела меня по тёмному морю… Я бы сделала это для него, но могу сделать и для тебя – подарить плод, как это делают другие деревья.
Я растерялась.
– И какие у тебя плоды, Корабль?
Она улыбнулась; её яркие щёки ещё дрожали от еле сдерживаемых слёз.
– Это мой тебе подарок: лучший из снов, что приснились одинокому плоту; всё, чем я желала стать, когда спала, завёрнутая в промасленную кожу.
Древокорабль будто увеличился в размерах, и от его стонов затрясся весь лес. Паруса переплелись друг с другом, снасти
