почему смотришь на меня так, будто ждёшь, что у меня вырастет хвост и я начну выть на луну?
Лицо Сигриды отяжелело: на трактирщика смотрели тусклые глаза, полные жалости. Она выглядела в точности как мать, которая приветствует ребёнка, блуждавшего так долго, что он успел стать чужим.
– Пожалуйста, пойми, я никогда не хотела причинить тебе боль.
Вторая сказка Плетельщицы сетей
Когда я только-только стала женщиной, поначалу тело было мне таким же чуждым, как первый глоток вина. Ведь всю жизнь до того дня я была медведицей.
Я любила мать, Звёзды и молодого темноглазого медведя даже после того, как он меня покинул. Никогда не была странной и не отличалась от своих сестёр.
Медведь, которого я любила, исчез; снег падал и замерзал, ледники ломались и двигались без него. Мы не знали, куда он отправился. Миновал круговорот времён года без его следов на нашем льду, были избраны пары, и появились медвежата. Жизнь продолжалась.
Но однажды вечером, когда синий свет небес струился сквозь призмы Храма, отбрасывая кобальтовые и аквамариновые тени на мою густую шерсть, у меня было видение – мерцавшее на ледяном алтаре, будто полновесная, осязаемая плоть. Лаакеа, Острога- Звезда, стоял передо мной с алмазным копьём на плече. Его кожа была белее света, а волосы ниспадали на алтарь точно замёрзший водопад. Я трепетала в его присутствии, возбуждённая и охваченная ужасом. Я была скромной медведицей, моё детство закончилось совсем недавно, а золотые глаза Охотника, Летящего Вдаль, пристально глядели на меня. Я не заслуживала такой чести.
Он рассказал мне, Эйвинд, что тебя превратили в человека, что ты хотел отомстить за Змею-Звезду и был изменён, чтобы не допустить этого – возмездие надлежало совершить не тебе. Ещё он сказал, что ты никогда снова не станешь медведем… Или это случится очень не скоро и такой ценой, что толку от превращения будет не больше, чем от горстки пепла. Своим снежным голосом он вещал, что я тебя больше не увижу, ты никогда не вернёшься.
Я плакала у его ног, любовь моя, как младенец, и не могла поднять глаза, чтобы взглянуть на его красоту.
Лаакеа положил мне руки на плечи – о, какой исступлённый восторг охватил меня! – и заставил подняться. Он сказал, что, если я захочу, могу сама стать женщиной и отыскать тебя, найти своё счастье. Конечно, я захотела! Он нарисовал для меня карту на льду – путь через плавучие льдины к великому лесу на дальнем севере мира, где, по его словам, обитает существо, сведущее в торговле шкурами.
И больше ни слова: ни как найти тебя, ни как вытерпеть, пока кто-то будет снимать с меня шкуру и пришивать взамен кожу.
Я любила тебя и верила, что ты хочешь видеть меня рядом. Сама мысль о том, что ты в отчаянии, отделён от себе подобных, была невыносима. И я отправилась в далёкие и дикие северные края; переплывала моря, такие синие, что мороз пробирал до костей; плыла мимо деревьев, закованных в ледяные латы. И я пришла в лес, который был обширнее всего, о чём мне доводилось слышать, темнее и глубже любой пещеры, белый от снега и ужасно холодный.
Я бродила по нему и заблудилась. Возможно, я пробыла там час, возможно, год. Возможно, десять. Когда вокруг белым-бело, время теряет значение; для меня не существовало ничего, кроме зимы и её запаха, который надо было проследить до самого источника. Я шла по ледяному следу мимо сосен, падубов и слышала, как где-то снегоступы шлёпают по сугробам, – пока не напоролась на сгорбленную серебристую фигуру в обледенелом плаще из шкуры стервятника, чьи перья от холода превратились в хрусталь. Я неуклюже двинулась к этой фигуре.
– Ты ищешь Гасана, – сказал горбун. – Но я не он. Я дочь Гасана, Умайма.
Я нахмурилась, как только может нахмуриться медведь.
– Ты не похожа на девочку.
Она в самом деле казалась волчонком, диковатым парнишкой в капюшоне из головы стервятника, с кожистыми чёрными ногами и когтями, как у ворона. Она впечатывала их в снег и скрипела жемчужными зубами.
– Чудесное свойство шкур состоит в том, что нет необходимости носить собственное лицо. Ты, должно быть, устала от своего, иначе не пришла бы сюда в поисках Гасана и не обнаружила бы меня.
– Не устала, но мне нужно новое лицо.
– Какое?
– Че… человеческой девушки.
Умайма поджала губы.
– Такое разыскать нелегко. Девушки хорошо стерегут свои шкуры. Но у меня есть одна.
Она вытащила из пухлого кожаного мешка узел цвета хорошего мёда и задумчиво взвесила его в руке.
